Сайка была дома одна. Сначала она даже не поверила, что я вот так вот заявился без предупреждения. Она долго вопрошала из-за двери, в которой их семейство так и не удосужилось сделать глазок, «Кто там?», после приоткрыла дверь, и в образовавшейся щели я увидел один её заспанный, ненакрашенный, слегка опухший глаз и волосы, которые напомнили мне срезанную высохшую виноградную лозу.
– Зачем э ты не предупредил меня? – завелась она, нехотя впуская меня в квартиру. – Я накраситься не успела.
– Как будто я тебя не видел ненакрашенной… – Я принюхался. Странный запах, знакомый, как будто совсем недавно я обонял что-то подобное, пропитывал квартиру.
– Сними обувь, – велела Сайка, и я, пытавшийся проскочить в комнату, минуя унизительную процедуру демонстрации носков, был вынужден всё же разуться. Вот уж на какой почве мама с Сайкой точно поладили бы.
Войдя в её спальню, я ужаснулся. Туалетный столик, в былые времена погребённый под завалами косметики, теперь был заставлен цветами, словно в гримёрке какой-нибудь примы, вот только на зеркало Сайка прицепила мою фотографию. Под фотографией выстроились неровным рядом свечи разного размера. Свечи пахли ароматическими маслами, а цветы воняли кладбищем. Траурные красные зонтики гвоздик торчали из множества безвкусных вазочек. Среди гвоздик затесались и другие цветы, в том числе и Сайкины розы. Я узнал их всех в лицо.
– Мне кажется или это цветы, которые люди возложили на мою могилу?
Сайка приоткрыла рот и уставилась на меня, явно не соображая, о чём я толкую.
– Это Ниязи вчера принёс… – сказала она наконец.
– Что?! Откуда он знает, где ты живёшь?!
– Я ему сказала. Попросила его, чтобы принёс все эти цветы.
Во всяком случае, теперь мне стало ясно, зачем вчера Ниязи хотел остаться один.
– Так зачем тут стоят все эти цветы и висит моя фотка? – дружелюбно спросил я.
– Не знаю… Я не знаю зачем. Правда, я не помню. Почему я это сделала?!
Сайка начала метаться по комнате, выдёргивая букеты из ваз, осыпая брызгами полированное дерево, а потом резко остановилась и, к моему ужасу, заплакала.
Обнимая её, гладя по волосам, я пытался вспомнить, когда в последний раз видел её весёлой, а не проливающей потоки слёз. Ещё немного – и она будет ассоциироваться у меня исключительно с бумажными носовыми платками. Я вспомнил девушку, с которой встречался до Сайки. Лишь раз я видел её плачущей, и это выглядело… привлекательно. Плакала она совершенно беззвучно и неподвижно, и только слёзы катились из глаз, как у статуи святой, решившей явить людям чудо. Сайка же плакала всеми отверстиями своего лица, множа вокруг себя мокрые белые комки салфеток, которые приходилось потом подбирать в основном мне, и сопровождала это всё весьма раздражающей вокализацией.
– Ну ладно, ты просто запуталась, – сказал я и тут же выложил свой козырь: – Ты знаешь, нашу группу пригласили выступать в «Энергетике».
– Ты врёшь?
– Нет. Джонни мне сказал, что Мика уже поехал договариваться.
– Я буду выступать в «Энергетике»?! – завизжала Сайка и схватилась за телефон. Наверное, решила похвастаться заранее в соцсетях, чего, как известно, делать не следует.
– Ты не наградишь гонца, принёсшего тебе добрую весть? – Я осторожно чмокнул Сайку сзади в шею, но ожидаемого результата не добился, она выскользнула из моих рук, не отрывая пальцев от экрана телефона, и, кажется, вовсе забыла о моём присутствии.
– Хоть чаю мне предложила бы, – метнул я упрёк в её спину.
– Да, сейчас, – сказала она, вероятнее всего, не услышав моей просьбы.
Я отошёл к окну. Подступы к нему закрывала кружевная занавеска, такая широкая, что, пытаясь отодвинуть её, я запутался в липкой ткани, как в саване, и чуть не задушил себя. Преодолев приступ паники, я всё же нашёл выход к окну, из которого открывался вид на серые многоэтажки, беспорядочно громоздящиеся в пространстве. Обычно поглядеть в окно всегда бывает очень утешительно, но только не в таких местах, как это. На проспекте даже не росло ни одного дерева.
Повернувшись к квартире передом, а к городу задом, я увидел, что Сайка сидит на диване, задумчиво листая что-то в телефоне, и даже не думает ставить чайник. Цветы так и остались лежать разбросанными по комнате.