Нелюди сворачивали лагерь и грузили вещи в ящики, привязанные к спинам пяти здоровенных ящериц. Каждая из них лишь не много уступала размерами Суверенному Трицебыку Необузданного Алаума и, кроме длинного шипованного хвоста и зубастой пасти, обладала тремя парами покрытых роговыми пластинами лап. Возможно я бы и вспомнил их название, но от жары мне стало настолько плохо, что я едва стоял на ногах и оставался в сознании лишь благодаря поддерживавшей меня ненависти. Она горела даже ярче пытавшегося испепелить меня солнца.
На пленников внимания особо не обращали. Только следили, чтобы мы не пытались рвануть к спасительному мареву Трещины, отделявшему нас от покинутого дома. Шансов на возвращение не было никаких. Некоторые мужчины пожертвовали частью своей одежды, чтобы соорудить для детей и подростков отдаленное подобие тюрбанов, и встали в круг, создав для нас тень. Стало немного легче.
А когда с приготовлениями было покончено, эльфы забрались на ящериц и двинулись в путь. Остальным же пришлось топать пешком, скрываясь от небесного светила в тени животных. Первое время за нами все так же приглядывали орки, но, спустя несколько часов, перестали. Можно было даже попытаться сбежать и вполне иметь шансы на успех, вот только в итоге «счастливчика» ждало только одно — смерть.
Жуткая смерть от жары и жажды. Или, возможно, чуть более милосердная в когтях диких зверей.
Куда ни глянь — всюду одно: бесконечное море раскаленного желто-оранжевого песка, застывшие волны дюн и барханов, и редкие островки камней, отесанных ветром. Тем самым, который не приносил прохлады, а лишь обжигал и так и норовил бросить в лицо горсть пыли. И он же заметал следы, превращая пройденный путь в точную копию пути предстоявшего, а вероятность найти иголку в стоге сена выглядела беспроигрышной лотереей по сравнению с попыткой вернуться назад.
Мы это понимали, и потому брели вперед, ведомые безжалостными погонщиками и робкой, умирающей после всех остальных чувств надеждой. На что? Наверное, большинство из нас и сами не до конца осознавали. Слишком быстро все произошло. Слишком быстро счастливая, беззаботная, стабильная, как доход депутата, жизнь обернулась полнейшим крахом, объять мыслью который не так-то просто.
Шок, боль, отрицание, попытки убедить себя, что все это лишь страшный сон — скорей всего именно так чувствовали себя остальные пленники. Меня же поддерживала жажда мести и все та же неистребимая надежда спасти родителей и Фила — семью, дарованную мне провидением и отнятую проклятыми нелюдями. Отнятую Инделлан. И она за этот ответит!
Глава 21
Несколько дней ушли у меня на то, чтобы вынырнуть из мира внутреннего и начать воспринимать мир внешний. За это время мои ожоги успели немного зажить, ну или хотя бы перестали поминутно колоть раскаленными иглами. А может я просто настолько привык к этому чувству, что стал обращать на него не больше внимания, чем на песок во рту.
И, в любом случае, душевная боль жалила куда сильнее!
Более или менее устаканив взболтанные миксером потрясений мысли, я принялся всерьез наблюдать за своими пленителями. И увидел много интересного.
Эльфов было всего четверо и, насколько я понял, ни один из них не погиб во время набега на Дальний Крутолуг. Ушастые вели себя надменно и не разрешали никому забираться на ящериц, заставив всех остальных топать пешком. Исключение сделали разве что только для пленниц. Слишком ценная, видать, добыча.
Орки и дварфы понесли кое-какие потери (да о чем речь — я сам им в этом помог) и держались особняком, практически при этом не взаимодействуя. Причем и те и другие беспрекословно подчинялись эльфам, словно любимому и глубокоуважаемому дедушке. Однако, когда последние не видели, сверлили длинноухих таким взглядом, что об него можно было порезаться. Или обжечься. А то и захлебнуться в безмолвно отправленных лучах поноса.
Эльфов прочие нелюди не любили, но терпели. И слушались. Это вызывало интерес. На таком разногласии при случае можно сыграть.
Но в самом низу иерархии, лишь ненамного опережая пленников, располагались клиоты. Мутанты стали разменной монетой в боях с защитниками, и выжило их совсем немного. Ими помыкали все кому не лень, а сами они безропотно терпели, не смея даже поднять глаз.
Химеры ухаживали за ездовыми ящерицами — Пустынными Тритонами (название я все-таки вспомнил), кормили их, полировали чешую, удаляли отмершую кожу, а так же собирали в специальные мешки дерьмо. Им доставались худшие часы в ночных дежурствах, на них взваливали дальнюю разведку и им же поручили выдавать нам пищу, чтобы мы не сдохли раньше времени.