Выходит, лучше было остаться с Леушем?
Нет! Отставить упаднические мысли! Фарш невозможно провернуть назад, а значит нужно выжать максимум из того, что есть. Не для того я приложил столько усилий по обретению свободы, чтобы теперь сложить лапки и плыть по течению. Как говорится: пренебречь, вальсируем!
Расспросив Ефима, я выяснил, что связаться с Уманом он не может, но в его подавитель встроено что-то вроде простого передатчика, основанного на отложенном заклинании. В него пленник наговаривает нужную информацию, и та отправляется в путешествие по некой сетке силовых линий, проходящих через Дикие Земли. При определенной сноровке и толике удачи адресат сможет ее уловить.
Или нет.
Метод далек от совершенства, но всяко лучше, чем ничего. Да и засечь его крайне сложно.
К тому же создатель заклинания должен почувствовать свое творение, если то окажется в пределах определенного радиуса. Что в целом логично, иначе во внедрении такого агента не было никакого смысла. Как его потом искать? Указателей в пустыне никто не ставил, а примечательных ориентиров раз-два и обчелся.
В общем, Ефим клятвенно уверил меня, что Уман точно позарится на этот караван, потому что ему кровь из носу нужно себя проявить, а искать более слабую цель можно годами. Да к тому же еще и не найти. Правда сообщить о моем участии не выйдет, ведь ресурс передатчика уже исчерпан, но зато я смогу преподнести одному мэлэху приятный сюрприз, а другому в нужный момент ударить в спину. Ведь ничего лучшего чертовы нелюди не заслуживают!
Так что мы заключили соглашение, скрепленное крепким мужским рукопожатием, и Ефим, чтобы хоть как-то подсластить мне пилюлю, принес клятву Омиша, что поделится всей доступной информацией сразу после объединения с караваном Умана.
Правда чуть позже я понял, что была у клятвы и обратная сторона. Ведь теперь мне предстояло оберегать пленного воина, как самого себя. Иначе его знания о моих родителях канут в небытие. Пусть я и некромант, но общаться с мертвыми пока не научился. А ведь наверное и могу. Чем черт не шутит?
Закончив диалог и обсудив основные детали, я хотел уже уйти, но бросил взгляд на Ольку. Та так и сидела в углу, опустив подбородок на колени и не проронив ни слова. Будто и вовсе пребывала не здесь, а в каком-то другом месте, где ей не приходилось служить нелюдям бесплатной подстилкой. Однако разговор наш без всяких сомнений она слышала.
— Ты сможешь заранее предупредить меня перед атакой? — без особой надежды на положительный ответ с просил я. — Мне нужно подготовиться, чтобы внести действительно ощутимый вклад.
— Прости, но нет. — покачал головой Ефим. — Предыдущие два раза я узнавал о прибытии своих, только когда уже лилась кровь. Какая подготовка тебе нужна?
— Не важно. Сам разберусь. — буркнул я. — Куда важнее — она нас не выдаст? — я кивнул головой в сторону безучастной рабыни.
Ефим сперва даже не понял, о чем я говорю, но проследил за моим взглядом и грустно улыбнулся. Он подошел к женщине и осторожно провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Олька вздрогнула но не отстранилась. И столько нежности было в жесте мужчины, что я понял — их связывают отнюдь не только дружеские чувства. По крайней мере, со стороны Ефима точно.
— Она не выдаст. — заверил меня лазутчик по неволе.
— Точно? Не хотелось бы проснуться с отделенной от тела головой. Это, говорят, для здоровья вредно.
— Точно. — подтвердил Ефим. После чего помолчал и нехотя добавил. — Олька, она… Не может говорить. Немая. Не знаю с рождения или… В общем, не выдаст. Можешь не волноваться.
Он уже не смотрел на меня, а лишь ласкал взглядом несчастную женщину. Вот же не повезло мужику влюбиться в рабыню. Хотя, может и повезло. Ни в этой, ни в прошлой жизни мне еще не доводилось испытывать подобного чувства. Не до того было. Но в книгах всегда писали, что любовь — лучшее, что может случится с человеком.
Так это или нет? Возможно, когда-нибудь я выясню это на своей шкуре.
Я хотел уже было уйти, но все-таки спросил:
— Могу чем-то помочь? — имея ввиду Ольку и их ситуацию, однако Ефим мне не ответил. А может и вовсе не услышал. Черт его знает. А потому я громко прокашлялся, отцепил с полога прищепку и вышел в прохладу пустынной ночи.