Возможно, вначале Серена была очень счастлива с Джорджем, но потом, когда к ней пришел успех и появились деньги, от счастья не осталось и следа, впрочем, у него был довольно трудный характер, даже по меркам того времени. Он держал ее в подчинении, постоянно выражая недовольство, по несколько дней дулся — не потому, что она что-то сделала не так, а потому, что она такая, какая есть: легкомысленная, неряха, ничего не понимает в живописи, покупает себе слишком много туфель, слишком заботится о родных. Слишком легко прощает, совсем не интересуется политикой, слишком похожа на его мать — ну что она могла со всем этим поделать? Я иной раз думала, что ему даже предлога не нужно, чтобы ее шпынять; наконец и ей и ему становилось просто невмоготу, дом погружался во мрак, друзья обходили их стороной, дети плакали, валяли дурака, простуживались, болели. Как будто солнце скрылось за тучей, а потом вдруг тучу словно ветром уносило, Джордж снова становился прежним.
Как только Розанна получила свидетельство об успешной сдаче экзамена по английскому языку, на что ушло больше года, она вернулась в Австрию, оставив нам вместо себя свою подругу Веру, ту самую, что потом вышла замуж за молодого индуса и жила с ним долго и счастливо. Розанна много лет писала Серене и Джорджу и мне тоже, постепенно переписка сменилась поздравительными открытками на Рождество, а там и вовсе заглохла, как всегда и бывает в жизни. Думаю, она вышла замуж и у нее дети. Ей сейчас за пятьдесят, но я так ясно вижу ее ласковое, спокойное, миловидное лицо, ее ловкие, быстрые руки, которые так красиво, быть может чуть лихорадочно, стирают, гладят, складывают пусть даже самый маленький кусочек ткани. Не исключаю, что она умерла — сорок лет срок немалый, даже в наш век здоровья и долголетия, но не хочу об этом думать.
Серена пережила под наркозом классический опыт жизни после смерти. Она поднималась по длинному, темному, теплому коридору вверх, к яркому свету, а навстречу ей в коридоре открывались двери, и из них появлялись люди — друзья, родные, — не совсем люди, земные, из плоти и крови, а скорее их души, они ее приветствовали, поддерживали. Некоторые из них еще жили на земле, некоторые умерли. Серена ощущала их огромную любовь к себе, теплоту, понимание и радость, что они увиделись. “И Розанна была среди них, — рассказывала Серена, — и Вера из Австрии в своем сари, и все, кто когда-то помогал мне по дому. Удивительно, правда? И даже убиравшая дом миссис Кавана, вечно взлохмаченная, с бородавками, из которых росли волосы, это она рассказывала, как привязывала свою маленькую дочку к ножке стола и заставляла есть с пола, потому что однажды ребенок не захотел есть ножом и вилкой и стал есть руками. (“Раз ты ешь как собака, и обращаться с тобой будут как с собакой”.) Девочке было всего три года”.
— Думаю, миссис Кавана считала, что делает это для блага дочери, — сказала я, — и все равно я никогда не любила оставлять с ней Джейми и Лалли. Ты всегда была большей оптимисткой, чем я: верила, что с Оливером и Кристофером ничего плохого не случится. Но как приятно узнать, что даже худших из нас могут простить.
— Да, там были все, — подтвердила Серена. — И все мы были частью единого целого. Частью единосущного целого, хотя я не без робости произношу эту тарабарщину. Совершенная невесомость и бесплотность бытия. А потом мне пришлось возвращаться, мое время еще не пришло, я так огорчилась. Но с тех пор я не боюсь смерти.
Мой отец умер, умерла Ванда, умерли Сьюзен и Джордж, и я знаю: когда нам за семьдесят, круг наших родных уже, естественно, поредел. Но вот все те девушки, что нанимались к нам работать и становились частью нашей жизни, как мы — частью их, что произошло с ними? Вспоминают ли они нас, как порой вспоминаем их мы, когда появляется персонаж вроде Агнешки и они всплывают из глубины всколыхнувшейся памяти? Соберемся ли мы все вместе в той приятной жизни после смерти, какую описывала Серена? Я считаю, это всего лишь ощущение, которое возникает в нашем мозгу под воздействием наркоза, по крайней мере, надеюсь, что это так. У меня нет никакого желания встретить после смерти своего второго мужа, чье имя я забыла.
Мир в семье
В большинстве своем облеченные властью и чувствующие свою ответственность мужчины ведут себя пристойно. Нынешний добрый семьянин, с солидным стажем совместной жизни, не важно, законный он муж или нет, не позволит своим эротическим фантазиям обратиться в реальность. Ему может сколько угодно сниться, как пышногрудая няня-македонка склоняется над ним, подавая завтрак, или как молоденькая ирландка протягивает ему беленькими ручками потерянные ключи от машины, однако он непременно проснется, как от толчка, вовремя спохватится и к делу не перейдет. И хозяин и хозяйка руководствуются собственными интересами. Он не хочет неприятностей: зачем ему пачкать свое гнездо. Она хочет, чтобы кто-то снял с нее часть нудных обязанностей по хозяйству и уходу за детьми и дал ей таким образом возможность сосредоточиться на более высоких, ярких и увлекательных материях.