От такого наглого вранья Виттория едва не подавилась кофе.
– Спит. И хвостами метёт во сне, – покорно согласилась она, опасливо косясь на клыки в мужскую ладонь величиной.
– А сколько хвостов ты видишь? – оживилась вдруг Летиция, отвлекаясь от своего глясе и планшета.
Виттория нахмурилась, подсчитывая:
– М-м… Девять, кажется.
Летти взгрустнула:
– Я только три. Остальное в тумане…
Белый выглядел невероятно довольным, словно только что заживо проглотил своего заклятого врага и заодно случайно захватил власть над миром.
– Прекрасно, просто прекрасно. Это и показывает разницу в ваших силах, о прекрасная. Что же до тебя, диковинка… Кое-что о твоих талантах я уже знаю, но хотел бы увидеть подтверждение своими глазами. Где-то в этой комнате спрятан контракт на работу в агентстве. Найди его – мы тут же поставим подписи, – завлекающе улыбнулся он.
Виттория насторожилась:
– А если не найду?
Улыбка стала откровенно коварной.
«Значит, экзамен продолжается».
Летиция сочувственно взглянула поверх планшета и склонилась к Белому, опираясь ему на плечо. Начался многозначительный диалог вкрадчивым шёпотом: «Может, полегче с девочкой?» – «А …(неразборчиво) тоже будет с ней полегче?» – «Меня ты бережёшь…» – «Тебя я ещё и…»
После этой фразы Летти покраснела и заёрзала на ручке. Виттория поняла, что помощи ждать неоткуда, и вновь закопалась в сумке, стараясь не светить особо всякие странные для среднестатистической девушки предметы, как то: потрёпанный деревянный веер, моток бечёвки, два складных ножа – бронзовый и стальной с серебряным напылением, несколько свечных огарков, шесть разноцветных батистовых платков, сандаловые щепки, тушечница с плотно притёртой пробкой и кисть, свиток хорошей бумаги на основе хлопка…
Вертушка по закону подлости оказалась на самом дне.
Белый уже не просто улыбался, а жмурился от удовольствия.
Стараясь не обращать на него внимание, Виттория раскрутила игрушку и спросила, стараясь почётче формулировать просьбу:
– Вертушка, вертушка! Проведи меня к месту, где лежит мой контракт с агентством, который Белый Лис спрятал, чтобы испытать мои… Ой!
Вертушка резко потяжелела и рывком потянула руку вниз, к полу. Виттория посмотрела на шефа, стараясь вложить всю имеющуюся укоризну в один взгляд:
– Ну вот, а вы говорили, что в этой комнате. Там хоть открыто? Или мне ещё и дверь взламывать?
– А ты умеешь? – заинтересовалась Летиция.
– Ну… примерно как моя бабушка.
То, что бабушка двадцать лет отпахала в следственной части городского патруля, занимаясь в основном распутыванием краж в благополучных особняках, Виттория скромно опустила.
Тем временем Белый не подтвердил версию с другой комнатой, но и не опровергнул. Осматривать особняк он, впрочем, не мешал, наоборот, галантно распахнул створки, приглашая выйти, а сам устроился на перилах лестницы, как дрозд на жёрдочке, с любопытством наблюдая за поисками. Вертушка ещё трижды ныряла к полу, направляя на самый первый, полуподвальный этаж. Коридор там освещался из рук вон плохо – одной-единственной мерцающей лампой в самом начале, а нужная комната находилась на дальнем его конце. Помеченная лопасть, как стрелка компаса, уверенно указывала на массивную дверь.
Не запертую.
«Что-то здесь нечисто».
Поколебавшись немного – не хотелось выкладывать сразу все козырные карты, – Виттория достала из сумки мелок и аккуратно вычертила на двери два квадрата, один вписанный в другой, потом приложила к середине ладонь и зажмурилась. Постепенно перед глазами проступила картинка; процесс немного напоминал то, как проявляют плёнку – с тем отличием, что изображение было почти бесцветным, точнее, в цветах сепии.
Сердце ёкнуло и рванулось к горлу.
За дверью дремал, свернувшись клубком, ящер с зубастыми пастями, разбросанными по всей его массивной туше. Они то открывались, то закрывались, становясь почти невидимыми. Из-под бока у него торчала пластиковая канцелярская папка, и вертушка показывала именно на неё.
– Вот подстава, – пробормотала Виттория, прикусив губу.
– В чём дело, о чудесное дитя? – тут же раздался провокационный шёпот над ухом. – Разве тебе не доводилось встречать таких существ прежде?
– Доводилось, но…
Она осеклась.
«Но я совершенно не представляю, как его одолеть».