________________________________________
Восторг
Мерное цоканье конских копыт по мостовой убаюкивало. Впрочем, сейчас его убаюкал бы и десяток трубачей, выдувающих победный марш. Прошедшей ночью поспать снова практически не удалось. Снилось, что он, наконец, увидел то, что чувствовал так долго, что теперь он сможет смешать нужные краски, подобрать нужные оттенки, положить на холст нужные мазки. Он вскакивал, зажигал лампу, хватал кисть и замирал. То, что удавалось написать, раздражало: лучше бы не удавалось вовсе. Какая-то манная каша с комочками, честное слово! И тонкие пальцы нервно царапали холст, и еще одна сломанная в гневе кисть отправлялась в мусорную корзину.
Джошуа Теннер досадливо поморщился. Вместо того, чтобы ехать сейчас на очередной прием, улыбаться направо и налево, рисовать шаржи и писать экспромты в альбомах молодых дам, он с большим удовольствием остался бы дома. Хотелось послушать дождь, подумать, помечтать в надежде, что его Муза снова заглянет на огонек в его светлую комнату и тихонько устроится на плече. Он так привык к ней, что сейчас чувствовал себя бесконечно одиноким.
Задумавшись, Джошуа не обратил внимания, что экипаж больше не двигался.
- Господин, мы на месте! - склонившийся в почтительном поклоне слуга протянул руку, чтобы помочь хозяину выйти из экипажа.
Но молодой человек, полностью погруженный в себя, не заметил этого жеста. Он спрыгнул со ступеньки и поспешил к дому, плотнее запахнув плащ, укрываясь от дождя и пронизывающего ветра.
Сбросив у двери плащ на руки встретившего его дворецкого, Джошуа направился в зал, где, собственно, и проходил прием. Натянув на лицо ставшую привычной ничего не значащую улыбку, он легко ступал по начищенному паркету и старался не вслушиваться в перешептывания молоденьких дамочек. О нем всегда много говорили. Говорили, что отец слишком разбаловал младшего сына, что слишком многое позволяет своему любимцу, что от такого попустительства ничего хорошего не выйдет. Говорили, что мать, ветреная певичка кабаре, сбежала от мужа в Новый Свет, слишком разочарованная той размеренной жизнью, которую они вели. Сыну передалось от отца абсолютное равнодушие к блеску светских раутов, шуму банкетов, роскоши балов. Именно поэтому такие выходы в свет были редкостью, что еще сильнее подстегивало интерес к парню. Говорили, что младший Теннер - талантливый художник, выставки которого с успехом проходили по всей Европе - полностью содержит отца, брата и все огромное поместье. Джошуа тихонько хмыкнул про себя: большей ерунды и придумать было нельзя: и папа, и брат вели довольно успешную торговую деятельность и совершенно не нуждались в денежном вспоможении. В остальном же сплетники практически не ошибались. Да, мать сейчас была в Америке, но не в поисках новой жизни, а по контракту с агентством, занимающимся постановкой мюзиклов. А отец неустанно и верно ждал ее возвращения. Да, он позволял Джошу практически все, постоянно повторяя, что молодой человек не должен идти на сделки с собственной совестью, а слушать лишь свое сердце, но не людские пересуды. Хотя, что уж скрывать, иногда это оказывалось достаточно забавно.
Теннер ненадолго вынырнул из размышлений и прислушался.
- Он такой милый и загадочный! - донесся до ушей шепот двух юных леди.
Загадочный, да? Наверное, не было ничего легче, чем предстать таковым для высшего света. Достаточно было жить в уединении, не кутить напропалую и не быть замеченным в сомнительных связях.
Внезапно чуткий слух Джоша сквозь несмолкаемую болтовню уловил новые звуки. Нежное пение скрипки манило в соседний зал, и молодой человек поспешил к источнику этих звуков, словно влекомый волшебным зовом.
Высокого парня он заметил издалека, подойдя же ближе, восхищенно замер. Если бы сейчас Джошуа спросили, был ли скрипач красив, он вряд ли смог бы ответить на этот вопрос. Красивы ли были иссиня черные волосы, смуглая кожа, прикрытые глаза, сведенные к переносице тонкие брови? Красивы ли широкие плечи, стройные ноги, длинные пальцы? Молодой человек не знал, но чувствовал: скрипач его поразил до глубины души.
…Он был удивительным. Это становилось понятно с первого взгляда. Не глядя на толпу, забыв о ней, с едва заметной полуулыбкой в уголках губ, он слушал, как поет его скрипка. Столько нежности было в прикосновении к струнам длинных пальцев, что это было похоже на откровенные ласки. Джошуа даже смутился – создавалось впечатление, что скрипач безоглядно влюблен в свой инструмент. И скрипка отвечала ему взаимностью. Струны были безоговорочно послушны талантливым рукам. Плавная мелодия обволакивала, она была почти осязаемой, проникая в самые потаенные уголки сознания.
Парень даже представить себе не мог, как выглядит сейчас в глазах всех приглашенных - с восхищенно распахнутыми глазами, не отрывая взгляда от скрипача, слыша только чарующие звуки скрипки, он полностью окунулся в новые чувства. Эти чувства не были похожи ни на какие другие, впервые все его существо заполнил этот ошеломительный восторг. Казалось, он видел талант скрипача, осязал его, впитывал его. Нестерпимо, до боли, хотелось схватить кисть и писать, писать, как одержимый. Джошуа только так - на холсте - мог в совершенстве выразить свои чувства. Слов бы для этого не хватило.
Нежная мелодия сменилась более быстрой, легкой. Взлетели вверх брови скрипача, едва заметно качнулась его голова, когда он открыл глаза и наткнулся на восторженный, пылкий взгляд. "Какой чудной!" - мелькнула быстрая мысль, а губы дрогнули в насмешливой улыбке. Больше он не думал о странном парне, полностью отдавшись музыке.
Уже потом, отыграв то время, за которое музыканту заплатили устроители приема, направляясь к выходу, скрипач вдруг почувствовал нерешительное прикосновение к плечу. Удивленно обернулся и снова увидел того самого парня. Ничего не сказал, лишь вопросительно приподнял правую бровь.
- Ах, прости! - Джошуа стушевался и отдернул руку. - Кто ты?
- Меня просто наняли, - скрипач даже не делал вид, что ему хоть сколько-нибудь интересны слова незнакомца и уже собрался уходить, как вдруг молодой человек вцепился в его рукав и забормотал:
- Ты не понимаешь! Ты так играл! Ты вдохновил меня! Я хочу услышать тебя снова! Где ты будешь играть? Когда? Как тебя зовут?
Этот взгляд просто невозможно было игнорировать. Мысленно чертыхнувшись, музыкант ответил:
- Меня зовут Джонатан Синклер. Я не знаю, куда меня позовут в следующий раз. Когда - тоже не знаю. А сейчас мне действительно пора.
Пальцы Джошуа, сминавшие рукав рубашки, разжались, после чего новый знакомый коротко кивнул ему на прощанье и быстрым шагом двинулся к выходу.