Карина задумчиво кивнула:
– Интересный ответ. Вы, по сути, превращаете вопрос о своей подлинности в еще одно художественное высказывание.
– Именно так, – подтвердил я. – В мире, где границы между реальностью и симуляцией становятся все более размытыми, сама концепция подлинности становится предметом художественного исследования.
На этой философской ноте интервью завершилось. Карина поблагодарила меня за откровенный разговор, я выразил признательность за ее проницательные вопросы. Мы договорились, что она пришлет текст интервью перед публикацией для согласования.
Когда соединение было разорвано, мы с Димой выдохнули почти синхронно.
– Думаю, прошло неплохо, – сказал Дима, снимая наушники. – Ты был убедителен. Особенно в конце, с этим вопросом о мистификации.
– Я ожидал этого вопроса, – признался я. – Он был неизбежен, учитывая все спекуляции вокруг личности Фантома.
– И ты отлично выкрутился, – Дима покачал головой с уважением. – Превратил потенциальное разоблачение в философское размышление. Браво.
Я откинулся на спинку кресла, чувствуя эмоциональное истощение. Поддерживать образ Фантома в течение часа, отвечая на острые вопросы Карины, было изматывающе. Но я также испытывал странное удовлетворение – как актер после успешного спектакля.
– Как думаешь, она поверила? – спросил я Диму.
Он задумался:
– Трудно сказать. Карина слишком умна, чтобы принимать все за чистую монету. Но твои ответы были достаточно глубокими и последовательными, чтобы создать убедительный образ. И главное – ты не дал ей никаких конкретных зацепок, которые можно было бы проверить и опровергнуть.
Я кивнул:
– Надеюсь, этого достаточно. Ее поддержка критически важна для нас, особенно сейчас, когда Фантом выходит на международный уровень.
После ухода Димы я остался один, пытаясь осмыслить произошедшее. Интервью с Кариной было еще одним шагом в развитии нашей аферы, еще одним уровнем легитимизации Фантома. Но оно также подняло вопросы, которые я старался избегать: о подлинности, о этичности нашего проекта, о границах между мистификацией и мошенничеством.
Я вспомнил разговор с Вероникой и ее предположение, что наша афера может быть интерпретирована как концептуальный проект, метакомментарий о природе авторства в цифровую эпоху. Эта мысль была утешительной, позволяя мне видеть в наших действиях не просто обман, а художественный жест, исследующий важные вопросы современного искусства.
Но где-то глубоко внутри я понимал, что это лишь удобное оправдание. Мы создали Фантома не как концептуальное высказывание, а как способ заработать деньги и получить признание, которого не могли добиться под собственными именами. И чем дальше развивалась наша афера, тем труднее было признать это даже самому себе.
Интервью Фантома с Кариной Штерн было опубликовано через неделю и произвело именно тот эффект, на который мы рассчитывали. Карина представила Фантома как одного из самых интересных и концептуально глубоких художников современного цифрового искусства. Она отметила его техническое мастерство, философскую глубину и инновационный подход к вопросам идентичности и авторства.
Текст интервью быстро распространился по арт-сообществу, был переведен на несколько языков и цитировался в других изданиях. Хештег #AlexPhantomInterview стал трендом в Twitter, а фрагменты из интервью появились в Instagram-сторис многих галерей и коллекционеров.
Глеб был в восторге. Он позвонил мне сразу после публикации, не скрывая своего энтузиазма:
– Это просто бомба, Марк! Карина практически канонизировала Фантома. После такого интервью его статус в арт-мире поднялся еще на несколько ступеней. Я уже получил три новых запроса от коллекционеров, желающих приобрести его работы.
– Отлично, – я старался звучать так же воодушевленно, хотя внутри меня грызли сомнения. – Какие цены называют?
– Один готов заплатить сто двадцать тысяч за работу из новой серии, которую мы еще даже не анонсировали! – Глеб рассмеялся. – Это безумие, Марк. Чистое безумие.
После разговора с Глебом я почувствовал странное опустошение. Наш успех был головокружительным, но вместе с ним росла и тревога. Каждое новое достижение, каждый новый уровень признания означал повышение ставок. Мы больше не могли просто остановиться или признаться – слишком много людей инвестировали слишком много денег и репутации в Фантома.
Я решил прогуляться, чтобы проветрить голову. День был холодным, но солнечным – типичный московский январь. Я шел по набережной, наблюдая, как солнце отражается в покрытой льдом реке, и пытался разобраться в своих противоречивых чувствах.