– Я понимаю, – твердо ответил я. – Мы серьезно рассматриваем ваше предложение и просто хотим быть уверены во всех деталях перед окончательным решением.
После разговора я немедленно связался с Димой, Глебом и Кариной. Мы получили два дня – меньше, чем хотелось, но все же это было время для подготовки нашего плана.
– Нужно действовать быстро, – сказала Карина через защищенное соединение. – Я уже начала работу над манифестом и статьей. Но нам нужно определиться с изданием для эксклюзивного интервью и с площадкой для выставки.
– Я могу организовать пространство в моей галерее, – предложил Глеб. – Отменим текущую выставку, скажем, что это срочный специальный проект.
– А я подготовлю все технические материалы, – сказал Дима. – Документацию процесса создания работ, эволюцию алгоритмов, визуализацию концепции.
– Отлично, – я чувствовал прилив энергии, несмотря на недостаток сна. – Я займусь контактами с изданиями и подготовкой собственной части истории. Мы должны быть готовы к дедлайну, установленному Савицким. Если мы не сможем запустить наш план к тому времени, придется принять его предложение.
Мы разделились, каждый со своей задачей. Следующие два дня предстояло провести в лихорадочной работе, готовя все аспекты нашего плана контролируемого разоблачения.
Но даже когда мы приступили к работе, чувство преследования не покидало меня. Я знал, что Савицкий следит за нами, собирает информацию, готовится к любому повороту событий. Он был опасным противником, с ресурсами и решимостью, которым мы могли противопоставить только свою изобретательность и глубокое понимание проекта, который сами создали.
Это была гонка со временем, игра с высокими ставками. И ощущение преследования, слежки, контроля только усиливало напряжение, делало каждое решение более значимым, каждый шаг – потенциально решающим.
Фантом, наше собственное творение, стал полем битвы, территорией, которую различные силы пытались контролировать. И мы, его создатели, оказались в странном положении – одновременно преследователями и преследуемыми, создателями и созданиями, контролирующими и контролируемыми.
Это была метафора, достойная самого Фантома – размывание границ между творцом и творением, между реальностью и иллюзией, между контролем и хаосом. И в этой метафоре был ключ к нашему спасению – если мы сможем правильно ее использовать, правильно представить, правильно объяснить.
Время истекало, Савицкий наблюдал, Фомин готовился к открытию своей выставки, мир искусства замер в ожидании. А мы лихорадочно работали, пытаясь опередить события, вернуть контроль над нашим собственным творением, превратить потенциальную катастрофу в триумф.
Глава 14: Срыв
Выставка Александра Фомина «Настоящий Фантом» открылась вечером того же дня в небольшой галерее на Винзаводе. Я не планировал ее посещать – это было бы слишком рискованно, слишком провокационно. Но Глеб настоял на том, что нам нужно знать, что именно представляет Фомин, какие «доказательства» своего авторства он демонстрирует.
– Я не могу пойти сам, – сказал Глеб по телефону. – Меня там сразу узнают. Но ты мог бы проскользнуть незаметно, оценить ситуацию.
– Это слишком рискованно, – возразил я. – Если меня заметят, это создаст скандал, привлечет ненужное внимание.
– Тогда пусть Дима пойдет, – предложил Глеб. – Его никто не знает, никто не связывает с Фантомом.
Это было разумно. Дима действительно оставался в тени, его роль в создании работ Фантома была известна только нам троим и, теперь, Карине. Он мог спокойно посетить выставку Фомина, не привлекая внимания.
Мы связались с Димой, и он согласился пойти на открытие. Мы с Глебом остались ждать в моей квартире, продолжая работу над планом контролируемого разоблачения.
Карина прислала первый черновик манифеста – глубокого, аналитического текста, объясняющего концепцию проекта Фантом, его эволюцию от циничной аферы к серьезному художественному исследованию, его значимость в контексте современных дискуссий об авторстве, подлинности, ценности.
«Проект Фантом, – писала она, – это не просто мистификация или обман. Это сложное, многоуровневое исследование механизмов создания ценности в современном искусстве, роли художника и его идентичности, границы между подлинным и фальшивым в эпоху цифровой репродукции. Начавшись как циничная афера, направленная на эксплуатацию слабостей арт-рынка, проект эволюционировал в серьезное художественное высказывание, затрагивающее фундаментальные вопросы современной культуры».