– Я готов ответить на ваши вопросы, следователь Петров, но хотел бы сначала ознакомиться с сутью обвинений и доказательствами, которые у вас имеются.
Петров усмехнулся:
– Разумно. Суть обвинений следующая: Александр Фомин утверждает, что вы, вместе с Глебом Рогозиным и неустановленными лицами, незаконно присвоили его работы и идеи, выдавая их за творчество несуществующего художника Алекса Фантома. В результате этих действий были заключены сделки на сумму более ста миллионов рублей, что квалифицируется как мошенничество в особо крупном размере.
Он открыл папку на столе:
– Фомин предоставил следующие доказательства: эскизы работ, датированные 2021 годом, переписку с программистом, видеозаписи процесса создания работ, свидетельские показания людей, видевших его ранние эксперименты в области цифрового искусства.
Я кивнул, сохраняя внешнее спокойствие, хотя внутри нарастала тревога. Фомин, или, вернее, Савицкий, который стоял за ним, подготовил серьезную доказательную базу.
– Это подделка, – твердо сказал я. – Фомин фальсифицировал доказательства, возможно, с помощью более ресурсных лиц, имеющих интерес к проекту Фантом.
– Интересное заявление, – Петров слегка приподнял бровь. – У вас есть доказательства этой фальсификации?
– Есть доказательства того, что проект Фантом был создан мной, Глебом Рогозиным и программистом Димой Кодером, – я старался говорить уверенно. – Исходные файлы работ, документация процесса их создания, свидетельские показания людей, знавших о проекте с самого начала.
– И вы готовы предоставить эти доказательства следствию? – спросил Петров.
– Да, – я кивнул. – Но мне нужно время для их подготовки и консультации с юристом.
Петров кивнул:
– Разумно. Но должен предупредить вас, Марк Андреевич, что ситуация серьезная. Если обвинения Фомина подтвердятся, речь идет о уголовной ответственности по статье 159 часть 4 – мошенничество в особо крупном размере. Это от пяти до десяти лет лишения свободы.
Я сохранял внешнее спокойствие, хотя внутри все похолодело. Пять-десять лет тюрьмы. За аферу, которая начиналась как способ заработать деньги и получить признание.
– Я понимаю серьезность ситуации, – сказал я. – Но повторяю: Фомин лжет. Проект Фантом был создан нами как художественный эксперимент, исследующий механизмы создания ценности в современном искусстве. Да, изначально мы не раскрывали всю правду о коллективной природе проекта, но это было частью концепции, а не мошенничеством.
Петров внимательно слушал, делая заметки:
– И когда вы планировали раскрыть эту «концепцию»? Случайно не после того, как появились обвинения Фомина и началось расследование?
Это был прямой удар, на который трудно было ответить честно.
– Проект эволюционировал, – осторожно сказал я. – Изначально мы действительно не планировали раскрывать коллективную природу Фантома. Но со временем, видя реакцию публики и критиков, мы начали осознавать более глубокий смысл проекта, его художественную и культурную значимость. Решение о раскрытии правды созревало постепенно.
– И созрело именно тогда, когда Фомин подал заявление? – Петров не скрывал скептицизма.
– Это ускорило процесс, – признал я. – Но не было единственной причиной.
Допрос продолжался около двух часов. Петров задавал конкретные вопросы о создании работ, о продажах, о заявлениях, которые я делал в прессе. Я старался отвечать осторожно, не давая показаний, которые могли бы быть использованы против меня, но и не отказываясь от сотрудничества со следствием.
В конце Петров собрал свои заметки и сказал:
– Марк Андреевич, я жду от вас предоставления всех доказательств, подтверждающих вашу версию, в течение трех дней. Также я вызову на допрос Глеба Рогозина и Дмитрия Кодера. До завершения расследования прошу вас не покидать город и быть доступным для связи.
Я кивнул, чувствуя странную смесь облегчения и тревоги. Допрос закончился, но расследование только начиналось. И его результаты могли быть катастрофическими.
Выйдя из здания Следственного комитета, я глубоко вдохнул свежий воздух. Голова кружилась от напряжения и недостатка сна. Телефон показывал несколько пропущенных звонков от Глеба и Димы. Они, должно быть, волновались, ожидая новостей.
Но прежде чем я успел перезвонить им, раздался входящий звонок. Савицкий.
– Марк, – его голос звучал спокойно. – Как прошел допрос?
– Откуда вы знаете, что он уже закончился? – спросил я, оглядываясь по сторонам. Неужели за мной все еще следят?
– У меня свои источники, – небрежно ответил Савицкий. – Так как все прошло?