Это был рискованный план, с множеством переменных и неизвестных. Но это был наш единственный шанс сохранить контроль над проектом, который мы создали, и избежать юридических последствий.
Мы разошлись, каждый со своей задачей. Я вернулся домой, чтобы подготовиться к разговору с Савицким. Мне нужно было найти баланс – показать готовность к сотрудничеству, но не принимать окончательного решения, затягивать процесс, не вызывая подозрений.
Я составил список вопросов и требований, которые мог бы выдвинуть в ходе переговоров – конкретные детали контракта, гарантии безопасности для всех участников проекта, механизмы распределения доходов, условия творческой свободы. Ничего необоснованного или очевидно затягивающего, просто нормальные бизнес-вопросы, требующие обсуждения и проработки.
Я был так погружен в подготовку, что не сразу услышал звонок в дверь. Когда я открыл, на пороге стояла Софья. Она выглядела встревоженной, даже испуганной.
– Марк, что происходит? – без предисловий спросила она. – Меня вызывают в Следственный комитет на допрос. Что-то связанное с Фантомом и мошенничеством. Это правда? Ты… вы действительно все это придумали?
Я почувствовал, как кровь отливает от лица. Софья. Моя сестра. Невольная соучастница нашей аферы. Савицкий не блефовал, когда упоминал ее – расследование действительно затрагивало всех, кто был связан с проектом Фантом.
– Зайди, – я пропустил ее в квартиру. – Нам нужно поговорить.
Мы сели в гостиной. Я предложил ей чай, но она отказалась, требуя объяснений.
– Правда, – наконец признал я. – Фантома как отдельного человека не существует. Это проект, который мы создали с Димой Кодером и Глебом Рогозиным.
Я рассказал ей всю историю – как мы придумали Фантома, как создавали работы, как выстраивали легенду, как добились успеха и как теперь оказались под угрозой разоблачения и уголовного преследования.
Софья слушала с каменным лицом. Когда я закончил, она долго молчала, переваривая услышанное.
– Ты использовал меня, – наконец сказала она. – Моя первая статья о Фантоме, которая помогла запустить весь этот проект… Ты знал, что я пишу о вымышленном художнике, и ничего не сказал.
– Я не хотел втягивать тебя, – я попытался объяснить. – Думал, что чем меньше ты знаешь, тем безопаснее для тебя. И никогда не предполагал, что все зайдет так далеко.
– И теперь меня вызывают на допрос, – Софья покачала головой. – Я могу стать соучастницей мошенничества, даже не зная об этом.
– Мы найдем выход, – я попытался ее успокоить. – У нас есть план. Мы представим Фантома как концептуальный арт-проект, художественный эксперимент. Это не мошенничество, а значимое художественное высказывание.
– И ты думаешь, следователи купятся на это? – Софья смотрела на меня с недоверием. – Что они поверят, будто продажа работ несуществующего художника за миллионы – это не обман, а «художественное высказывание»?
– Есть прецеденты, – я пытался звучать убедительно. – В истории искусства было множество концептуальных проектов, играющих с идеями авторства, подлинности, ценности. Некоторые критики уже интерпретируют Фантома именно так.
Софья смотрела на меня долгим, оценивающим взглядом:
– Что мне говорить на допросе? Признаваться, что я не знала о мистификации? Или поддерживать вашу версию о «концептуальном проекте»?
Это был сложный вопрос. С одной стороны, если Софья признает, что не знала о обмане, это поддержит ее невиновность. С другой – это подорвет нашу версию о спланированном художественном эксперименте.
– Скажи правду, – наконец решил я. – Что ты не знала о коллективной природе проекта, когда писала первую статью. Что я представил тебе Фантома как реального художника. Это защитит тебя от обвинений в соучастии.
– А тебя подставит еще больше, – заметила Софья.
– Я справлюсь, – я попытался улыбнуться. – Главное, чтобы ты была в безопасности.
Софья вздохнула:
– Марк, во что ты себя втянул? И ради чего? Денег? Признания?
– Изначально – да, – честно признал я. – Но со временем проект стал чем-то большим. Фантом действительно создал работы, которые ценятся за их художественные качества, независимо от того, кто их автор. Он стал феноменом, культурным явлением. Это больше не просто афера.