— Это все отговорки, — с детской обидой, надула губки, стараясь не смотреть ему в глаза.
— Нет, милая, это не так. Поверь, я знаю, что говорю.
— Есть опыт? — огрызнулась, не желая принимать его слова за правду, хотя в глубине души понимала, что он прав.
— И да, и нет. Но давай не будем об этом. Это было давно, и не стоит твоего внимания. Сейчас важно лишь то, что чувствую я, и то, что чувствуешь ты.
— А что ты чувствуешь? — спросила на одном дыхании, и замерла, ожидая ответа.
Мужчина вновь улыбнулся той улыбкой, от которой тепло разливается по телу, заправил упавший на глаза локон за ухо, прошелся большим пальцем по скуле, наклонился и поцеловал. Нежно, с чувством, не напирая, позволяя прочувствовать всю прелесть момента. Он прервал поцелуй, а я все еще стояла с закрытыми глазами, наслаждаясь послевкусием.
— Я без ума от тебя, Миррелия, — взволнованным голос продолжил он, обнимая лицо ладонями, — не буду говорить, что это любовь, потому что не знаю, как называется это безумие, которое одолевает меня в твоем присутствии. Но знаю лишь то, что хочу, чтобы ты всегда была рядом.
Смотрела на него, не веря, что все это он адресовал мне. Неужели за этой личиной сильного, непробиваемого мужчины, способного только указывать, скрывается нечто такое, чего нельзя отрицать. Неужели он действительно способен чувствовать, способен выражать свои чувства, заботиться о ком-то?
Неужели все мои знания этого мужчины, основанные из чужих рассказов, пошли прахом, стоило его увидеть? И ведь нельзя отрицать, что я ничего не чувствую. Я чувствую тоже самое, теряю самообладание от одного взгляда его черных, словно бездна, глаз.
Сердце до боли сжало, заставляя из глаз политься слезы. Но я продолжала смотреть на него, все еще не веря, что он только что признался в своих чувствах. Ведь это все меняет… и не меняет ничего…
— Ну, что ты, девочка моя, я тебя расстроил? — с тревогой в голосе, нежно спросил ректор, стирая с глаз слезинки.
— Нет, — ощущая слезы на губах, почти прорыдала ответ. И прежде чем он что-то еще спросил, обняла его так крепко, как только могла, чтобы заглушить эту давящую боль в груди, — я счастлива.
— Я не буду торопить тебя. Хочу, чтобы наши отношения шли своим чередом, хочу пригласить тебя на свидание, подарить цветы…
— Не надо цветы! — закричала как умалишенная, вызывая у мужчины не то, что непонимание — страх, — не люблю, когда рвут цветы. Они же тоже живые, и я чувствую их боль.
— Учту! — он старательно пытался быть серьезным, но сдерживать смех становилось все сложнее, и, не выдержав, он рассмеялся, как и я.
Глава 50
Миррелия
Сандер открыл мне портал в один из пустынных коридоров академии. Прежде чем отпустить меня, он подарил мне страстный, требовательный поцелуй, от которого до сих пор кругом голова, щеки раскраснелись, а губы распухли.
К груди до сих пор прижимала порядком потрепанные пирожки, которые все это время отчего-то не выпускала из рук. Форму они изрядно потеряли, но пахли по-прежнему аппетитно.
Как и решила, направилась в парк, но тот был не лучше пчелиного улья. Сложилось такое впечатление, что вся академия вывалила на улицу, дабы обсудить что-то важное на свежем воздухе.
В голову пришла мысль проведать старого знакомого. Уж там-то точно не должно быть лишних глаз и ушей.
Едва не столкнувшись на входе с господином Оверданом, завернула в угол, в ожидании, пока мужчина покинет свое детище и пробралась внутрь, едва не попав под защитные чары, запирающие территорию от нежеланных гостей.
Пройдя мимо вольера с неким страшным существом, что грозно рычало, находясь в тени, вздрогнула, обходя его максимально отдаленно, в очередной раз поражаясь, каких опасных тварей содержит академия в своих стенах… Прошла к уже знакомому вольеру.
Кринтус жалко поскуливал, как побитая собака. Прижавшись к земле, животинка смотрела куда-то вдаль. Если обойти все вольеры, то где-то в той стороне, куда смотрит зверь, виднеется лес.
— Тоскуешь? — сев напротив вольера, поинтересовалась у бедного зверя. Тот лишь заскулил сильнее. — По родным? — и зверь заскулил с такой болью, что в моем сердце вновь образовалась тоска, что успела залечь на дно. — Понимаю, я тоже тоскую. Мне до безумия не хватает сестры.
Зверь вновь тоскливо завыл, подбираясь поближе. По телу пробежала холодящая дрожь, и некий голос в голове попросил «расскажи». В глазах застыл вопрос, направленный кринтусу и тот едва заметно кивнул. Собравшись с мыслями, взглянула на ожидающего зверя, и решила рассказать. Мне давно хотелось выговориться, вот только поговорить было не с кем.
— Она была блондинкой, высокой, статной, красивой. Моя полная противоположность. Краса всего поселения, местная знаменитость и любовь каждого второго мальчишки. Она подавала надежды. Еще с рождения отмеченная богиней Давилией, как избранная, чтобы возродить наши угасающие земли. С рождения была выше всех живущих, как наша будущая спасительница. Уже многие тысячелетия мой народ процветает, отдавая богине раз в триста лет жертву. И она должна была принести ее в свой пятидесятилетие. Мне ее так не хватает. Она ведь отправилась учиться сюда, в эту академию, хотела узнать жизнь на вкус, вдали от матушки, которая контролировала каждый ее шаг. Но в отличие от меня, матушка любила ее, а меня же всегда ненавидела. Ты ведь не знаешь, но я только наполовину нимфа, — кивнула сама себе, признавая тот факт, что кровь отца от меня никуда не делась, — мой отец был человеком. Уж не знаю, как мать решилась на связь с человеком, но я стала плодом их страсти и самым большим ее разочарованием в жизни, — уселась поудобнее, создавая под попой травяную подушку. От земли уже немного подмерзла. Заерзав, вновь вспомнила про пирожки, — ты, наверное, голодный? — зверь внимательно моргнул, — у меня есть только пирожки. Будешь? — кринтус приподнял мордашку, приглядываясь к моим припасам, — ты извини, они помялись немного, но уверенна, по-прежнему вкусные.
Кринтус осторожно, ползком, подобрался к краю вольера, указывая носом на рябь. Приглядевшись, поняла, что это брешь в вольере, через которую господин Овердан или его подручные кормят животину. Прицелившись, бросила туда пирожок и зажмурилась, боясь, что ошиблась и тот превратится в пепел. Но все прошло вопреки моим страхам. Угощение упало к морде животного, и, обнюхав добычу, кринтус тут же проглотил сдобу. Под его одобрительный кивок, бросила второй пирожок. Мгновение, и от пирожков остался лишь запах на моих руках.
— Понравилось? Я бы с радостью захаживала к тебе почаще, но мне жутко не везет здесь. Вечно влипаю в неприятности. Уверенна, и это посещение мне аукнется.
«Помоги мне» — вновь прозвучал уже знакомый голос в голове. И столько ожидания было во взгляде зверя, что от собственного бессилия хотелось плакать.
— Я бы рада, но как? Я плохо владею всеми этими заклинаниями. Мне не под силу отключить здешнюю защиту.
«Помоги!» — взвыл голос, — «семья», — и в голове всплыл образ пяти крошечных зверьков, жмущихся друг другу от страха. Кринтус послал образ своих детенышей, когда он видел их в последний раз. Их выследил демон-охотник, и кринус спрятав своих малышей, принял удар на себя, уводя того подальше. Так он и попал в вольер господина Овердана.
Сама не заметила, как из глаз покатились слезы. А ведь кринтус здесь уже столько времени, а его малыши где-то там, сами по себе. Еще совсем крошечные, беззащитные, так нуждающиеся в своей матери.
— Как мне обойти защиту? — вытирая слезы, спросила у зверя.