Выбрать главу

Губанов уже «заходится»[55]:

Сварганенный комок несчастияВаганьковским зовётся кладбищем.Все знают – я не рвусь на части,и не хочу быть вашим классиком.И та есенинская рольна бархатный мой шарф не тянет.Мне хорошо, что я король,а буду нищим, лучше станет.Я выпью водки на углу,где церковь эта и ворота.Я не на улице умрусреди бесстыдного народа,а книжных полок посреди,черновиков где рваный ворох.А смерть Ходжою Насреддинзасыплет снегом поговорок.«И панихиде грустной внемля»,я вам скажу не так, а сяк —Любил поэзию, не землю,Как море истинный рыбак!

Стихотворение написано 13 ноября 1963 года на Ваганьковском кладбище. Можно предположить, что и история с чтением стихов (наверное, всё-таки не этих, но не менее магических!) могла происходить плюс-минус в этот же период.

Борис Пастернак

Губанов, конечно, знал о Пастернаке: когда на весь мир разворачивается травля за роман «Доктор Живаго» и происходит шумная история с получением Нобелевской премии, трудно всего этого не замечать.

И всё-таки надо учитывать возраст. К 30 мая 1960 года Губанову было всего 13 лет.

Андрей Журбин в своей монографии, конечно, пишет, что, «как и в случае со сведениями о том, что Лермонтов присутствовал на похоронах Пушкина, есть неподтверждённые данные о посещении Губановым похорон Бориса Пастернака»[56], но надо признать: ситуация маловероятна. Если бы это случилось, отразилось бы в стихах или же отложилось в мемуарах.

Есть лишь отголоски – в стихотворении «На смерть Бориса Пастернака»[57]:

А кладбище покрыто копотью,и нет спасенья от копыт,с окостеневшим криком – кто тебя?! —тюльпаны лягут на гранит.Мы треугольники вбиваем,чтоб камень с камнем породнить,мы даже смелыми бываем,когда зовут похоронить.

Но здесь не прямое видение похоронной процессии, а скорее взгляд на современников и на советских людей в целом.

Датировка текста вызывает вопросы. Название – названием, но точных данных, когда стихотворение было написано, – нет.

Зато есть другие свидетельства. Проходит год-другой – и Губанов становится завсегдатаем переделкинской дачи. Всё началось со встречи с Евгением Пастернаком.

Тот пришёл на могилу отца и обнаружил мальчишку, мирно спящего на лавочке. Растолкал его. Они познакомились и разговорились. Юный поэт[58] поведал, что вместе с классом отправился в туристский поход по ближайшему Подмосковью, но отбился от группы и решил заночевать на могиле своего кумира.

После этой встречи Губанов регулярно приезжал в Переделкино. Как правило, на мемориальные даты. Но мог выбраться и спонтанно. Помогал ухаживать за могилой, высаживал на ней цветы.

Евгений Пастернак вспоминал, что были и знаменательные встречи[59]:

«Он приходил несколько раз на какие-то общие праздники; встретился у нас с Андреем Донатовичем Синявским[60], который, сидя на корточках на полу (так сидели, рядышком), долго его слушал [а после сказал: «Очень талантливый мальчик»[61]. – О. Д.]; ну и как литературный требовательный критик сказал ему, что нужно работать, нужно усовершенствоваться[62] <…> тогда мы <…> были с [Синявским] знакомы, потому что он писал предисловие к первому серьёзному посмертному изданию Пастернака в Большой серии “Библиотеки поэта”[63]».

Примерно в это же время Вадим Делоне, тогда ещё студент МГПИ им. Ленина, прогуливая семинар по истории КПСС, поехал 10 февраля (в день рождения Пастернака) в Переделкино. Когда с него спросили за пропущенное занятие, он сказал, что был там, где должен быть любой русский поэт.

У Губанова же восприятие чуть сложней – у него прослеживается более интимное отношение к Пастернаку. В доме по улице Красных Зорь в Кунцево висит целая фотогалерея любимых поэтов: Есенин с трубкой, Цветаева с бусами, Пастернак (в профиль). Позже к ним прибавятся Хлебников на Тверском бульваре[64], Пушкин. Понятное дело, что не в виде фотографий, а в виде рисунков[65]. Затем последняя фотография Мандельштама – из следственного дела. И наконец, портрет Наполеона Бонапарта обосновался на двери.

В творческом наследии Губанова насчитывается как минимум девять стихотворений, где были упоминания Пастернака, посвящения ему, реминисценции и аллюзии на его тексты и эпиграфы из них. Из неназванных выше стоит отметить «Двадцать восемь строчек Борису Пастернаку»[66]; «Темпераментная темпера»[67] (посвящено Пастернаку); «Сорока церквей не строил» (с эпиграфом из Пастернака)[68]; «Подражание Игорю Северянину» (с упоминанием Переделкино[69]), а также поэмы «Мой сад» (1964)[70] и «Разговор с катафалком»[71].

вернуться

55

Губанов Л. Г. Холодный пар. // Серый конь. – М.: Эксмо, 2006. С. 18–20.

вернуться

56

Журбин А. А. Отраженья зеркальных осколков: заметки о жизнетворчестве Губанова. – Астрахань: ИПК «Волга», 2013. С. 51.

вернуться

57

Губанов Л. Г. На смерть Бориса Пастернака // «Я сослан к Музе на галеры…» – М.: Время, 2003. С. 336.

вернуться

58

Губанов начал читать стихи о протекающей по Переделкино речке Сетунь. Евгению Пастернаку казалось, что молодой человек сочиняет их на ходу, экспромтом. Это было действительно свойственно Губанову. Так или иначе, большую поэму «Сетунь» мы можем найти в сборнике «Я сослан к Музе на галеры…».

вернуться

59

Пастернак Е. Б. [Воспоминание о Л. Г. Губанове] / Записано Е. Марковым в декабре 2009 года // Про Лёню Губанова: книга воспоминаний. – М.: Пробел, 2016. С. 373–374.

вернуться

60

Там же, в переделкинском доме, надо полагать, состоялось знакомство и с другим исследователем – с В. М. Борисовым. Он работал над комментарием к «Доктору Живаго». Владимир Алейников писал: «Вспоминаю время, когда Дима вместе с Евгением Борисовичем, старшим сыном поэта, готовил к изданию сочинения Пастернака, писал статьи, составлял обширные комментарии». – Подробней см.: Алейников В. Д. СМОГ // Собрание сочинений в восьми томах. – М.: РИПОЛ классик, 2015. Т. 6. С. 368.

вернуться

61

Крохин Ю. Профили на серебре: Повесть о Леониде Губанове. – М.: Обновление, 1992. С. 22.

вернуться

62

О тщательности, с которой Губанов работал над своими текстами, писала Н. Шмелькова: «Некоторые поклонники губановской поэзии всё-таки считали, что у него много поспешного, проходного, что как поэт он до конца не реализовался. Никаких советов и замечаний Лёня не принимал. Он и сам знал, что хорошо сделано, а что нет. Помню, позвонил он мне поздно вечером, сказал, что хочет прочесть что-то новое. Читал, почти не прерываясь, около часа. Я услышала цикл блестяще отработанных стихотворений. А когда выразила восторг, он спокойно сказал: “Я и сам знаю, что это удачно”. И добавил: “Над стихами, конечно, надо работать, как учил этому Пастернак”». – Подробней см.: Шмелькова Н. Во чреве мачехи, или Жизнь – диктатура красного. – СПб.: Лимбус Пресс, 1999. С. 120–121.

вернуться

63

Пастернак Б. Л. Стихотворения и поэмы / Вступ. ст. – А. Д. Синявский; сост., подгот. текста и коммент. Л. А. Озерова. – М.: Советский писатель, 1964. Библиотека поэта. Большая серия.

вернуться

64

Из той же беседы: «… причём он у меня из ред-чай-шей книги вырезал его фотографию. Называется она «Неизданные произведения Хлебникова». Она такая тёмно-вишнёвая. На ней подпись его, Хлебникова, жёлтая». Только одно уточнение: не фотография, а рисунок – Хлебников сидит на Тверском бульваре на фоне памятника Пушкину. И ещё одна любопытная деталь. Бард А. И. Кириллов составил для Губанова гороскоп, согласно которому поэт в прошлой жизни был не кем иным, как Велимиром Хлебниковым. Понятно, что всерьёз это воспринимать нельзя. Но «фактик» любопытный.

вернуться

65

Наталья Шмелькова описывает его так: «Одно время в его комнате висел замечательный портрет Пушкина. Автора не помню. Помню только, что манера исполнения походила на Анатолия Зверева. Внизу картины бросалась в глаза размашистая надпись: ”Гениальному Губанову!”» – Подробней см.: Шмелькова Н. Во чреве мачехи, или Жизнь – диктатура красного. – СПб.: Лимбус Пресс, 1999. С. 120.

вернуться

66

«Сегодня мой брат облетает трамваями, / и просят чернила дожить до сочельника, / такая судьба, как цыганка, права ли. / Февраль! Мой филон, ну зачем, ну зачем она?!» – Подробней см.: Губанов Л. Г. Двадцать восемь строчек Борису Пастернаку // «Я сослан к Музе на галеры…» – М.: Время, 2003. С. 328–329.

вернуться

67

Губанов Л. Г. Темпераментная темпера // «Я сослан к Музе на галеры…» – М.: Время, 2003. С. 234–236.

вернуться

68

«Тогда ты в крик! Я вам не шут! Насилье!» – Подробней см.: Пастернак Б. Л. Спекторский. // «Сестра моя – жизнь!» Стихотворения, роман в стихах. – М.: Эксмо, 2010. С. 232.

вернуться

69

«Я в Переделкино, я – как в романе, / из переплёта мне невозможно. / Когда я буду богат, как Ротшильд, / когда я буду красив, как Байрон, / взамен невесты сорвите розу / и вместе с нею отправьте в баню!..» – Подробней см.: Губанов Л. Г. Подражание Игорю Северянину // «Я сослан к Музе на галеры…» – М.: Время, 2003. С. 381–382.

вернуться

70

«Ты – Пастернак и ты болеешь, / но опадают неспроста / поверх заборов и барьеров / твои волшебные уста» – Подробней см.: Губанов Л. Г. Мой сад // «Я сослан к Музе на галеры…» – М.: Время, 2003. С. 689–691.

вернуться

71

«Эй, катафалк! Скандаль по набережной, / греши, ушастик мой, труси… / По погорелой, пьяной, набожной / и зацелованной Руси. // О, ты неслыханно талантлив, / когда сгибаешь через силу / для пастернаковской Тамары / свою изысканную спину» – Подробней см.: Губанов Л. Г. Разговор с катафалком // «Я сослан к Музе на галеры…» – М.: Время, 2003. С. 691–693.