У Вивек была своя комната в присоединенном трейлере, а у Ошо была гостиная, спальня и ванная комната.
Было слишком темно, чтобы увидеть что-нибудь вокруг, так что я, усталая и в ворчливом настроении легла спать.
Принимая душ на следующее утро, я выглянула из окна.
Трейлер стоял в небольшой долине, а за нами была скала, такая огромная и величественная, что я выбежала наружу голая и мокрая и застыла в поклоне.
Когда Ошо приехал в то утро, он увидел группу санньясинов, которые сидели на поляне рядом с трейлером и пели.
Он сел вместе с ними в медитации, и его тишина была такой переполняющей, что музыка постепенно иссякла, и мы все сидели молча у подножья грубых, остроконечных скал.
Ошо встал, посмотрел вокруг, а потом пошел к своему трейлеру и мы видели как он стоял на веранде, его рука на бедре.
Он позже сказал, что он был поражен, что на такой большой территории совсем не было деревьев, он никогда раньше не видел "голый дом" - имея в виду отсутствия какого-то сада или любых растений.
Это была действительно совершенная противоположность экзотическим и обильным джунглям, которые окружали его дом в Индии.
Когда мы прибыли на землю Раджнишпурама, там было только два здания.
Первые несколько месяцев был очень высокий дух пионеров.
Мы прибыли в августе и была гонка, чтобы к зиме каждый жил в трейлере с центральным отоплением.
Большинство людей жило в палатках, а температура зимой могла упасть до минус двенадцати.
Мы ели все вместе, на столах, поставленных около одного из строений ранчо, и по мере того, как зима продолжалась, мы должны были скалывать лед со столов, иначе наши тарелки скользили нам на колени. У нас был баррель пива, спрятанный в пруду, потому что у нас не было холодильника, но наши совместные трапезы были замечательны.
Мужчины и женщины были одеты одинаково: толстые стеганые куртки, джинсы, ковбойские шляпы и башмаки.
Если несколько лет назад я думала, что санньясины мужчины выглядят слишком женственно, то теперь было наоборот.
Крыша гостиной Ошо протекала, и было жалко смотреть, как он сидел в кресле, а по обеим сторонам были ведра, чтобы собирать воду.
Комната была пуста за исключением низкого дубового стола и кресла.
Его комната всегда была простой и без обычного загромождения мебелью.
На стенах не было картин, орнаментов, в комнате не было других вещей, но пустота пластиковой комнаты не имела величия и дзенского качества комнаты из мрамора.
Мне причиняло боль, видеть его в такой обстановке, хотя я заметила, что для него это не важно.
Он был дома везде и я никогда не слышала от него жалоб на то, где и как он живет.
Он принимал, что это то, с чем пришло существование, и я всегда чувствовала, что он благодарен, зная и доверяя, что мы в своей любви, делаем лучшее, что мы можем.
Но это было не самое лучшее, что мы могли сделать и были начаты работы по строительству пристройки к трейлеру, которая должна была включать в себя жилище на случай чрезвычайных ситуаций и место для медицинского обслуживания, хотя я никогда не понимала, что имелось в виду под чрезвычайными ситуациями.
Когда пристройка была закончена, девять месяцев спустя, она была такая великолепная, что Ошо хотел скорее переехать туда, вместо того, чтобы оставаться в своем пластиковом трейлере.
Это вызвало много трений между Шилой и Вивек, потому что по каким-то причинам,
Шила не хотела, чтобы он переезжал.
Пристройка была построена Ричардом, другом Вивек и спальня была построена из деревянных панелей; ванная комната была самая лучшая, которую когда-либо имел Ошо - большая и с джакузи.
Длинный коридор вел к олимпийского размера бассейну, а в медицинской части была полностью оснащенная операционная с самым современным оборудованием.
Вивек ранчо не нравилось с самого начала и она часто была несчастна и заболевала.
Она также не стеснялась выражать свое настроение и однажды заявила по общей связи на всю коммуну, что она чувствует по поводу этой "бесплодной пустыни".
Она сказала, что хотела бы сжечь дотла это долбанное место.
Когда она была счастлива, это был самый экстатичный, похожий на ребенка человек, которого я когда-либо знала, но, если она была несчастна - ох, куда бы убежать.
У нее был дар находить проблемы и видеть недостатки человека.
Я находила бесполезным спорить, потому что у меня всегда было впечатление, что она права.
Я думаю, что в критике всегда больше веса, чем в комплименте.
Нирупа или я сопровождали Ошо в поездке, если Вивек не хотела ехать.
Он иногда спрашивал как дела в коммуне Шилы.
Для него это всегда была коммуна Шилы.
Позже он говорил:
"...Я даже не часть вашей коммуны; я просто турист, даже не постоянный житель.
Этот дом не моя резиденция, просто дом для приезжих. У меня нет никакого статуса в вашей коммуне. Я не глава вашей коммуны, не начальник. Я никто... я хотел бы быть в красной робе, но я просто избегаю этого, чтобы было ясно, что я никоим образом не часть вас.
И все же вы слушаете меня, у которого нет власти.
Я не могу что-нибудь навязать вам, я не могу приказать вам, я не могу дать вам какие-то заповеди. Мои беседы, в точности это, только разговор.
Я благодарен, что вы слушаете меня; принимаете вы то, что я говорю или нет, это ваше дело.
Слушать их или нет, это ваше решение. Это никак не нарушает вашу индивидуальность".
("Библия Раджниша")
В эти ранние дни все шло очень хорошо, люди прибывали сотнями и город возникал в пустыни с фантастической скоростью.
В течение года были готовы жилищные условия для тысячи постоянно проживающих и десяти тысяч приезжих, началось строительство аэропорта, отеля, диско, фермы, производящей овощи, медицинского центра, дамбы и столовой, достаточно большой, чтобы вместить всех.
Когда он спрашивал меня как "коммуна Шилы", я отвечала, что я чувствую, как будто я "нахожусь в мире".
Это не была жалоба, это просто показывало как все отличалось от тех дней, когда медитация была главным событием в нашей жизни.
Шила не была медитирующей, и ее влияние на коммуну было в том, что работа, и только работа имеет значение.
Через работу она могла доминировать над людьми, потому что у нее были свои уровни "хороших" работников, и она соответственно их вознаграждала.
Медитация рассматривалась как трата времени зря, и даже в тех редких случаях, когда я медитировала, я сидела, а передо мной лежала книга, на случай, если кто-нибудь войдет и "поймает" меня.
Я потеряла перспективу важности медитации, и все годы, которые Ошо говорил о ней, были на какое-то время потеряны.
Полетав высоко в небе Пуны, теперь я чувствовала себя очень на земле, ограниченной землей.
Я была в другой "школе".
Я думала, что теперь должно развиться другое направление моего существа, что, может быть, если бы мы все остались в Пуне, в наших робах и почти "сказочно воздушном" существовании, мы возможно все достигли бы просветления, но это нельзя было бы использовать для мира в практическом смысле.
Я еще не знала, какими тяжелыми будут уроки.
Но мое движение как санньясинки, однако, уже началось, и не было пути назад.
Быть с Мастером означает, что трудность воспринимается как вызов, как возможность посмотреть вовнутрь, на мое сопротивление возможности измениться.
Первым приоритетом становится вырасти в осознавании.
Ошо видел только Вивек, и каждый день занимался работой с Шилой.
Время от времени он встречался с Нирупой, Девараджем и мной.
Иногда у кого-нибудь был сон об Ошо, и он был уверен, что Ошо посещал его во сне.
Я спросила его позже на дискурсе об этом и он сказал:
"Моя работа совершенно другого свойства.
Я не хочу вторгаться в ничью жизнь; но вообще это делается, это может быть сделано: человек может покинуть тело, и пока кто-то другой спит, может работать над ним.
Но это ущемление свободы человека, а я совершенно против любого ущемления, даже, если это делается для вашего блага, потому что свобода имеет высшую ценность".