— Расслабьтесь, — говорю я Люсе, чувствуя, как она дрожит под моими руками.
— Три! — завершает мифутка.
Тяну. Люся вылетает из дверного проема как пробка из бутылки! Мы оба падаем на пол в обнимку — она сверху, я снизу, Анютка аплодирует стоя.
— Ула! — кричит дочь. — Папа спас Люсю!
А мы лежим на полу, смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что происходит что-то странное. Люся не торопится вставать, я не тороплюсь ее отпускать, а между нами повисает какое-то электричество, которого точно не было в техническом задании для няни.
— Спасибо, — шепчет она, и дыхание ее касается моего лица.
— Не за что, — отвечаю я, и голос звучит как-то хрипло.
— А можно я тоже упаду? — спрашивает Анютка. — Выглядит весело!
Мы вскакиваем, как ошпаренные. Люся краснеет до корней волос, я отряхиваю костюм и пытаюсь вернуть контроль над ситуацией.
— Все, операция завершена, — объявляю я официальным тоном. — Пострадавшая извлечена, жертв нет.
— А почему вы оба класные? — интересуется мифутка.
— От физической нагрузки, — быстро отвечаю я.
— А-а-а, — кивает Анютка. — А теперь ужинать будем?
— Будем, — соглашается Люся, все еще красная как рак. — Я котлетки сделала. И пюре. И салатик.
— Домашние котлетки? — уточняю я.
— Домашние! Сама лепила!
Идем на кухню, и я вижу, что Люся действительно готовила. На столе стоят тарелки с аккуратно разложенной едой, салфетки, даже свечка какая-то появилась.
— Красиво, — признаю я.
— Люся говолит, что еда должна быть не только вкусная, но и класивая! — объясняет Анютка. — Чтобы глаза ладовались!
Садимся за стол. Я пробую котлету — и удивляюсь. Вкусно! Не ресторанная изысканность, а простая, домашняя вкуснота.
— Люся, а почему у тебя получается вкуснее, чем в лесторанах? — спрашивает Анютка.
— Не знаю, — смущается няня. — Может, потому что с любовью готовлю?
— А в лесторанах без любви? — удивляется мифутка.
— В ресторанах за деньги готовят, — объясняю я. — А Люся для нас готовит.
— А лазве мы Люсе не платим?
— Платим. Но она готовит не потому, что мы платим, а потому, что...
Замолкаю. А потому что что? Потому что любит? Но это же няня! Наемный работник!
— Потому что мифутки должны вкусно кушать, — заканчивает Люся. — Это закон мифуток.
— А какие еще законы мифуток? — интересуется Анютка.
— Закон первый: мифутки должны быть счастливыми, — начинает Люся. — Закон второй: мифутки должны смеяться каждый день. Закон третий: мифутки должны обнимать папу!
— А папы должны обнимать мифуток? — спрашивает дочь, глядя на меня.
— Должны, — отвечаю я и обнимаю Анютку. Она пахнет детским шампунем и счастьем.
— А Люсю папы должны обнимать? — продолжает допрос моя дочь.
Люся краснеет еще больше, я кашляю в кулак.
— Люся не мифутка, — говорю я дипломатично.
— Как не мифутка? — возмущается Анютка. — Она же доблая! И смешная! И блинчики умеет! Она большая мифутка!
Смотрю на Люсю — румяную, смущенную, с мукой в волосах и улыбкой до ушей. И понимаю, что Анютка права. Люся действительно большая мифутка. Добрая, смешная, и... очень привлекательная.
Стоп. Привлекательная? С каких пор я нахожу нянь привлекательными? С каких пор вообще обращаю внимание на женщин не как на потенциальных бизнес-партнеров?
— Папа, а ты как думаешь? — спрашивает Анютка.
— Думаю, что пора десерт, — отвечаю я, пытаясь переключить внимание.
— А какой деселт? — оживляется дочь.
— Мороженое! — объявляет Люся. — Настоящее, пломбир! С вареньем!
— Ула! — кричит Анютка.
Люся идет за мороженым, и я смотрю, как она двигается по кухне — легко, грациозно, несмотря на округлые формы. Накладывает мороженое в креманки, украшает вареньем, и делает это с таким удовольствием, как будто готовит праздник.
— Папа, а тебе нлавится Люся? — тихо спрашивает Анютка.
— Она хорошая няня, — отвечаю я осторожно.
— А как женщина?
— Анютка! — почти кричу я. — Какие еще женщины? Тебе четыре года!
— А что? Дети не могут пло женщин говолить?
— Могут, но... — замолкаю. А что, собственно, не могут? И почему меня так смущает вопрос четырехлетки?
— Вот мороженое! — объявляет Люся, возвращаясь с вафельными стаканчиками.
Едим десерт, и я незаметно наблюдаю за своей няней. Она смеется над шутками Анютки, рассказывает какую-то историю про корову из ее деревни, и в ее глазах столько тепла, что в квартире становится уютно, как никогда.
— Люся, а ты завтла с нами останешься? — спрашивает Анютка.
— Конечно, солнышко. Я же твоя няня.
— А надолго?
— А как папа скажет.
Анютка поворачивается ко мне:
— Папа, а Люся надолго останется?
Смотрю на эту рыжеволосую мифутку, на няню-пышку с добрыми глазами, на наш ужин при свечах... И понимаю, что не хочу, чтобы это заканчивалось.