Выбрать главу
Дремлет за тучами исполин С красным наростом над кадыком В дюжего дитятю величиной; Из ороговелого горла его, Из-под грузного подбородка его Ниспадает до самой земли Посох вертящийся огневой... Если рогатину в семь саженей В бок, под ребра ему До основанья всадить — Хлопая себя по бедру, Всполошенно вскинется он, С воплем проснется он, Грозно воссядет он, Разгневанно ворча, бормоча, Великий Улуу Суорун Тойон. Вот, оказывается, какой Чудовищный муж-старик Есть у Куохтуйа Хотун.
После великих древних боев, Всколебавших до основания твердь Необъятно гулких небес, Улуу Тойона бойцы-сыновья, Отпрыски старухи его, Заселили весь южный край Завихряющихся в бездну небес. Тридцать девять их было родов, Неуемно свирепых задир, Возмущавших издревле мир На небе и на земле.
Если стану подробно повествовать, Старому Аргунову[17] подстать, Если увлеченно начну, Как Табахаров[18], песню слагать, Воздавая славу тем племенам, Называя по именам Рожденных в облезлой дохе С деревянными колодками на ногах Матерых богатырей, Которых подземный мир Атаманами своими зовет, От которых из пропасти Чёркёчёх[19], Из бездны Ап-Салбаныкы[20] Исторглись бесчисленные рои Пагубно-кровавых смертей, Коль об этом начну говорить — Будет такой рассказ:
Если чародейный аркан О восьмидесяти восьми петлях, С силою метнув, захлестнуть На шеях восьмидесяти восьми Шаманов, оборотней, ведунов, Кружащихся, как снеговой ураган Северных ущербных небес, И швырнуть их разом В мглистую пасть Погибельной пропасти той — Не набьешь утробу ее, Не обойдешь коварства ее.
Хлопающий бездонным жерлом Хапса Буурай — сородич такой, С захлопывающейся крышкой стальной Нюкэн Буурай[21] — такая родня Есть, оказывается, у них.
Всей породе Аан Дарасы Матерью древней была Старуха Ала Буурай По имени Аан Дьаасын[22], Прославленная хотун-госпожа, С деревянною колодкою на ногах Появившаяся на свет.
У почтенной старухи такой Был ли ей равный друг, Достойный в объятиях ее лежать, Достойный взбираться по вечерам На высокое лоно ее? Что об этом предание говорит? Что об этом поют старики?
Ставший корнем всех Адьарайских племен, Отцом подземных абаасы, Нижнего мира тойон-властелин, Родившийся в облезлой дохе, С клыками, торчащими, как остроги, Луогайар Луо Хаан-великан[23] По имени Арсан Дуолай Мужем был у старухи Ала Буурай.
* * *
Далеко, за дальним хребтом Раздорами обуянных веков, Когда кровожадные богатыри, Обитатели бурных небес, Словно копья молний, резали высь; Далеко, за дальней чертой Бушевавших смутой веков, Когда потомки подземных владык Рыскали, пасти разъяв; За пределами сгинувших навсегда Древних бранных веков, Когда племена уранхай-саха, Дети солнечного улуса айыы Не появились еще на земле, Тогда, в незапамятные года, Три враждебных рода богатырей — Светлые исполины айыы И враги их — верхние абаасы И подземные абаасы, Копьями на лету потрясая, С воплем сшибались, дрались; Рогатины всаживали друг в друга, Рогатинами поддевали друг друга... Грозовые удары, гром, Голеней перелом, Суматоха, переполох С утра до́ ночи — день за днем. Мертвой хваткой за горло душа, Бедренные кости круша, Били друг друга в темя и в глаз, Гнули друг друга до самой земли, Подымали в воздух, крутя, Проклиная, стеная, кряхтя, Поединки по тридцать суток вели, По темени палицами долбя, Понапрасну силу губя, Побить друг друга они не могли; Хоть жестокосерды были они, Бессмертны были они.
Незабываемая никогда Нестихающая разразилась вражда, Неслыханная беда... Кованая секира блеснет — Раскалывается, гремя, небосвод; Стрела с тетивы слетит — Молния полоснет...
Западный ветер крепчал, Завывал, гудел, бушевал, По девяти смерчей Подымал, крутил, низвергал. Из-под западного края небес Дождь посы́пал, снег повалил. День не брезжил, Месяц не светил, Вставала густая мгла, Тьма настала, хоть выколи глаз.
Перестали видеть друг друга бойцы, Стали тьму пустую хватать, Лягушками шлепаясь на животы, Жуками торчмя торчать...
Сотрясался высокий свод Необъятно гулких небес. Обреченный сонмищу бед, Средний серо-пятнистый мир, Завихриваясь в круженье своем, Захлестнутый морем огня, Как трясина, зыбиться стал.
Бедственный преисподний мир, Расплескиваясь, как лохань, Против движения средней земли Полетел, закружился, гудя, Охваченный с четырех сторон Багрово-синим огнем. Оттого у него с четырех сторон Выросли, поднялись Четыре препоны — стены.
Девятое белое небо, Объятое голубым огнем, Расплескиваясь, как вода В лукошке берестяном, Обратно движению своему Выгибаясь, как пятки задок, От бешеной снеговой пурги, От мчащейся ледяной шуги Южным небом, где тучи клубятся, Где вихри вечно кружатся, Заслонилось, словно щитом.
С боевыми жилами — что не порвешь, С кровью, что не прольешь, С телами — что сталью пронзить нельзя, С костяками — что сокрушить нельзя, Дыханьем могучим наделены, Бессмертьем одарены, Три великих рода в извечной вражде Сто веков сраженья вели; Одолеть друг друга они не могли, Сильные — изнемогли.
В бесполезной борьбе распалясь, Как железо в огне, раскалясь, То и дело стали они В ледяное море нырять. И всплывая из глубины, Журча и сопя, Дымясь и курясь, Садились на каменном берегу Дух немного перевести, Поостыть на холодном ветру... Задыхаются — трудно дышать, Заикаются — слова не могут сказать, Дыханье спирает у них — В полдыхания дышат они. В истоме головы опустив, В густом тумане, во мгле, Словно горы огромные, громоздясь, Словно горн раздувающие мехи, Будоража вздохами темную даль, Стали думу думать они:
— Всколебался высокий свод Необъятно гулких небес! Всколыхнулся срединный мир! Взбаламутился, как в лохани вода, Подземный бедовый мир От свирепой нашей вражды!
Покамест беды не возросли, Покамест не треснули кости у нас, Попробуем — миром поговорим, Потремся лоб о лоб, Добром посоветуемся обо всем! К чему вслепую биться нам? Не лучше ли помириться нам? —
Притихшие сидели они, Пришли в себя еле-еле они. Переглядываясь исподлобья сперва, Перебрасываться словами пошли, Понемногу речь повели...
С заостренными пальцами на руках, Для разбоя рожденные абаасы, Свирепые племена, Чей предок Улуу Тойон, Сговорились между собой: