– Ты можешь простудиться! – возмутилась Анжелика, едва брат подошёл к ней. – Зачем ты вообще полез в воду? Она же холодная!
– Мне нужно было протрезветь, – объяснил сын Портоса, оглядываясь по сторонам. К нему вернулось ощущение ясности сознания, однако голова всё ещё слегка кружилась, а земля под ногами покачивалась.
– Теперь нам скорее надо в дом, – покачал головой Рауль. – Кстати, господа, а куда мы всё-таки идём?
Ответа на этот вопрос Леон не помнил. Чувство опьянения ушло, но взамен ему пришла страшная усталость – неудивительно, после стольких суток, проведённых в седле, зачастую без еды и сна! Он добрался до чьего-то дома, механически переставляя ноги, бредя за остальными детьми мушкетёров, рухнул на что-то мягкое и провалился в сон, едва его веки сомкнулись.
Сон без сновидений длился целую вечность, и Леон, когда сознание стало возвращаться к нему, был уверен, что проспал несколько дней. Он ощущал на своей коже тепло солнечных лучей, затем к ним добавились нежные прикосновения. Чья-то рука гладила его по щеке, убирала с лица жёсткие светлые пряди, потом осторожно потрясла за плечо. «Де Круаль», – спросонья подумал бывший капитан, но тут же вспомнил, что никакой де Круаль рядом быть не может, что она исчезла, растворилась без следа среди парижских улиц, что он больше не Леон Лебренн, капитан королевских гвардейцев, а Леон дю Валлон, сын Портоса, и резко открыл глаза.
Где-то в глубине души он был уверен, что всё происходящее окажется сном – и бешеная погоня за сокровищами, и разгаданная тайна собственного происхождения, и обретённые отец с сестрой, и фантасмагорическая история с вернувшимися из мира иного мушкетёрами. Леон приоткрыл глаза, щурясь от яркого солнечного света, и вздрогнул – прямо на него смотрела Анжелика.
– Сестра? – собственный голос показался ему хриплым и незнакомым.
– Наконец-то ты проснулся! – она всплеснула руками. – Я уже начала переживать.
– Где я? – Леон медленно сел и огляделся, видя вокруг себя помещение, показавшееся ему смутно знакомым. Он сидел на какой-то невысокой кушетке, рядом валялось смятое одеяло, а из окна лились солнечные лучи. Вообще всё вокруг выглядело очень светлым и чистым, но обстановка наводила на мысль если не о бедности, то об экономности и стеснённых обстоятельствах.
– У Жаклин. Мы все вчера так сильно устали, что решили остаться на ночь у неё. Не могли же мы с Раулем идти в гостиницу, а ты – в казарму! Да и мать Анри с герцогом де Лонгвилем не обрадовались бы, если бы он вернулся к ним в таком виде.
– Это да, – кивнул Леон и с трудом сглотнул, ощущая сухость в горле.
– Нам с Жаклин пришлось ютиться на одной кровати, а Раулю вообще в кресле, но в тесноте да не в обиде, так? – Анжелика жестом фокусницы протянула брату стакан с водой, который он тут же жадно схватил.
– Спасибо, добрая душа, – он в несколько глотков осушил стакан и устало откинулся назад, прислонившись к стене. – Как там остальные?
– У Рауля немного болит голова, Жаклин недоумевает, откуда на её подушке листья, – вчера она легла спать, не снимая венка! А Анри не помнит, как плёл этот самый венок! – Анжелика прыснула, но тут же вновь стала серьёзной. – Похоже, вы все вчера хлебнули лишнего.
– Поэтому я и предостерегал тебя. Лучше учись на моих ошибках, чем на своих, – Леон, почти неосознанно отметив, что он теперь обращается к сестре на «ты», ощупал свою мятую рубашку и поморщился. – Я что, вчера правда искупался в Сене, или мне это приснилось?
– Не приснилось, – она смущённо отвела глаза, и бывший капитан невольно усмехнулся.
– Что ж, радует хотя бы то, что я не разделся догола... А стычка с гвардейцами – это ведь тоже было?
– Было, – Анжелика вновь подняла глаза, и они ярко заблестели. – Этому рыжеусому так досталось от меня, что больше они к нам не сунутся!
– Сомневаюсь, – пробормотал Леон. – Как и говорил Рауль, это ещё не конец... – он снова осмотрел комнату и перевёл взгляд на сестру. – Что же нам делать дальше?
– Сегодня можно ещё отдохнуть, а с завтрашнего дня всё пойдёт по-старому... то есть по-новому, – решительно ответила Анжелика. – Королю нужны его верные мушкетёры, а королеве – верная фрейлина. А я поеду в монастырь, – вздохнула она, возводя очи к небесам, и Леона будто окатило ледяной водой – гораздо холоднее той, что была в ночной Сене.