Тёмный Властелин устало вздыхает.
— Геон, мне тебя одного в охране хватает.
— Но я же не могу быть подле вас все шестнадцать часов в сутки…
— Значит ли это то, что ты решил наконец-таки заняться личной жизнью? Помнишь ведь: я согласен на ещё одного телохранителя при условии, что ты обзаведёшься семьёй и не сможешь постоянно выполнять свои обязанности. Мне обрадовать леди Анилину, когда мы приедем в Йон-Ари? Сказать, чтобы готовила свадебную церемонию?
— Нет-нет! Ваше Величество! — тут же идёт на попятную второй главнокомандующий. — Ну почему вы так со мной?! Всегда шантажируете женитьбой, когда что-то не нравится.
— У такого сильного рода, как Велорий, не может не быть наследников. Рано или поздно тебе придётся выполнить этот долг перед страной, — серьёзно молвит Повелитель, хотя в глазах и мерцают смешинки.
— И лучше бы тебе поторопиться с выбором невесты, Геон. А то повторишь судьбу Жака Натана.
Стены и стёкла содрогаются от громоподобного смеха двух тёмных лордов и правителя Айи. Не смеёмся только мы с Жаком. Я — потому что не понимаю причину такого бурного веселья, советник же хмуро отворачивается к окну, притворяясь, что его здесь нет. Игнор проблемы в чистом виде.
— А, вот вы где! — из коридора показывается ещё одно знакомое лицо в сиреневом балахоне. — Почему, всякий раз, когда я застаю вас всех вместе, вы веселитесь и бездельничаете? У-управы на вас нет. С тех пор, как тринадцатый император ушёл к звёздам, вы совсем распоясались.
— И ты, Альфа, явился? Почему у меня такое ощущение, что все съехались только для одного — собраться у постели умирающего и посмотреть на его отход в мир иной? — с улыбкой возмущается Даи.
— Приветствую, Ваше Величество, — склоняет голову тёмный лорд. — Мне всегда импонировало ваше чувство юмора, Повелитель, — не без иронии добавляет глава тайной службы.
Не знаю, как других, но меня напрягает такое скопление тёмных на один квадратный метр. С появлением Альфы в комнатке становится тесно, поэтому спешу оставить высокопоставленных особ.
— Ваше Высочество, — уже на лестнице меня догоняет первый советник. Оливковые глаза внимательно меня разглядывают. — Я бы хотел с вами поговорить. И давайте сюда поднос.
И не дожидаясь моего согласия, маг забирает из моих рук ношу и идёт в сторону кухни. Немного боязно оставаться наедине с Жаком Натаном, вдруг он меня снова будет отчитывать за все мои прегрешения, как настоящие, так и выдуманные?
В маленьком закутке рядом с кладовкой, зовущемся гордым названием «кухня», на самом деле эта комната даже на кухоньку не тянет, пахнет травами и сушёными сладкими ягодами. Останавливаюсь посреди помещения, вдыхая ароматы домашней еды, будто вновь в детство вернулась в домик бабушки. В зимние праздники меня часто оставляли у неё, и я помню, как по утрам, кутаясь в вязаную шаль, забиралась на лавку и смотрела, как бабушка затапливала печку, как разглядывала морозные узоры на стекле, за которым лежал белый-белый снег, искрящийся на солнце, от невинной яркости которого слезились глаза.
— Будете чай? — неожиданное предложение Ореста смахивает с моих ресниц ностальгию, я даже подумать над ответом не успеваю, ко мне уже пододвигают стул.
Сам советник снимает с огня чайник, разливает по кружкам кипяток, бросает в них чайные листья и устраивается рядом на табуретке.
— Простите меня, Ваше Высочество, — не поднимая глаз от кружки, выдаёт Платон.
У меня аж чай не в то горло попадает, откашливаюсь. Что это с нашим вечно мило-угрюмым советником стряслось? Уж не заразился ли он от императора приступами нестандартного поведения?
— Я не должен был винить во всём вас и писать «такие» сообщения другим лордам. Сам прекрасно понимаю, что вы не могли предугадать исход этой прогулки… хотя я и предупреждал, — уже тише бурчит Натан. — В последнее время я слишком предвзято к вам отношусь, поэтому…
В последнее время? Жак, да ты всегда так ко мне относился. С тех самых пор, как мы впервые встретились на Чёрном рынке в Аране. У тебя доброе сердце, справедливая жизненная позиция (хоть порой ты ярый жено- и волко-ненавистник), когда ты не хмуришься, пребываешь в весёлом настроении, вообще душкой кажешься, но твоя высокомерность нередко вызывает у моих таракашек желание утопить тебя же в твоих же собственных советах и всезнающих репликах.