— Красиво, — выдыхаю, разглядывая небесных мерцающих светлячков.
— Месяц Айрис… — с грустью протягивает Лайна. — Звёзды сияют ярче в этот сезон.
— Простой люд говорит, что это боги и духи смотрят на землю, — Жак Натан скидывает сумки и тоже задирает голову к лазурной выси.
— Люди не любят это время года, — замечает Даниар Зот.
— Никто не любит.
— Я люблю! — зло и с вызовом подруга щурит глаза в сторону первого мага.
— Мама рассказывала мне про земные звёзды… и всегда вспоминала о них с улыбкой, — вдруг совсем рядом раздаётся голос императора. — Говорила, что при падающей звезде принято загадывать мечту…
Поворачиваюсь к стоящему от меня в двух шагах Нолану:
— Не мечту, желание… А в Айе падают звёзды?
— В империи нет.
— А в других королевствах да.
Наверное, министру иностранных дел можно доверять.
— Вы выдели падающие звёзды? — Лайна с завистью смотрит на светловолосого лорда. — А я нет…
— Они быстро падают, пжик — и всё, — мельком взглянув на девушку, сообщает Дан.
— Ну, на то они и звёзды, мимолётные, как стук сердца, — не обращаясь ни к кому, изрекает Жак Натан.
Хм, красиво сказано. Я и не подозревала, что этот вечно хмурый первый советник в душе романтик. Мрачный романтик.
— Ужин готов, палатки тоже, — к нам бодрой походкой, с удивительно счастливой улыбкой подходит глава гвардии. Уж кого-кого, но я никогда не видела лорда Гелеона уставшим или измотанным, с безнадёжным выражением на лице.
Признаюсь, иногда меня его неунывающая жизнерадостность и неугомонность пугают больше, чем угрюмость Жака Натана, молчаливый скептицизм Даниара Зота и… безэмоциональность императора. И даже собственная беременность и будущие роды. Всё вместе взятое. Мне кажется, Арам Гелеон Велорий и умирать будет с белоснежной улыбкой на лице, желая своим врагам весёлых похорон.
Ужинаем кашей с мясом, сыром с хлебом, чаем с сухими печеньками, потом идём спать. До палаток недалеко, они стоят вокруг костра. Одна для императора, вторая для Капюшона, третья для Даниара и Гелеона, а последняя для нас с Лайной.
Вообще, мне можно спать в карете. Она большая. Но почему-то в низкой, пропахнувшей путешествием, тёмной палатке, в спальнике на жёсткой земле мне больше нравится. За целую ночь дороги я так устаю, что вырубаюсь, стоит залезть в тёплый походный спальник, накрыться двумя пледами и опустить голову на подушку.
— Брен! Брен, проснись! — доносится снаружи. Кричит Лайна. — Быстрее иди сюда!
Нехотя поворачиваюсь и распахиваю глаза, буравлю полог палатки ненавистным ко всему миру взглядом, меня только что вырвали из потрясающего сна.
— Брен, ты должна это видеть! Вставай, соня, — голос подруги раздражает и нервы, и любопытство.
Ну вот что там может быть такого интересного, что так бесцеремонно прервало мой святой сон?
Так… похоже, заинтересованность уже разбужена. Осталось только самой проснуться.
Щурясь спросонья, выглядываю из палатки и…
Я ослепла. Нет, честно, выключите кто-нибудь светилку.
Свет. Яркий белый свет. И небо. Небо! Настоящее, голубое. Прекрасное, сизое, бездонное небо, покрытое белыми, как снег на горах, воздушными кучевыми облаками.
— Печально. Мне казалось, что Айрис в этом году настанет чуть позже, — из противоположной палатки выглядывает император и хмуро смотрит наверх.
— Мы просчитались на день. Придётся застрять здесь, — мрачно добавляет Жак Натан, даже не вылезая наружу.
Нет никакого желания слушать дальнейший разговор двух расстроенных тёмных, потягиваюсь с предвкушением и, выпорхнув из спальника, улетаю наслаждаться восхитительной распогодившейся ночью.
Наспех перекусив, убегаем с Лайной на луг собирать цветы и плести из них венки. Из облаков выглядывает солнце. Не жёлтое и слепящее, конечно… белое, но всё равно великолепное. И настроение вообще взлетает до небес. Мы бегаем, прыгаем, кружимся, валяемся по уши в траве, в общем, веселимся, словно малые дети.