Кроме того, слабый контроль за социальными процессами неизбежно повлечет за собою рост миграции в Беларусь извне. В начале 90-х годов Беларусь уже сталкивалась с этим явлением. Общины выходцев с Кавказа стали тогда заметным дестабилизирующим культурно-политическим фактором во всех сколько-нибудь крупных городах, прежде всего по линии трассы Брест – Москва. В отселенные местности чернобыльской зоны потянулись многочисленные переселенцы из разных горячих точек, возникших на территории бывшего СССР и депрессивных ранее индустриальных регионов России и Украины.
Социально-экономическое развитие Беларуси и всего региона к концу 80-х годов по мере завершения урбанизации в полосе вдоль советско-польской границы требовало выработки совершенно новых масштабных региональных проектов и определения новых параметров развития всего региона. Дальнейшее развитие региона определялось и определилось характером следующей стадии европейской интеграции, к которой переходила Европа в течение 90-х годов ХХ столетия.
КОНФЕССИОНАЛЬНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ
Рациональная религиозность
Выскажу два предположения. Во-первых, неспособность противостоять мощным внешним угрозам, опираясь на потенциал своего региона, сделала жизнеспособными в Беларуси такие формы политической активности, которые вовлекают в обеспечение своих интересов крупные внешние силы даже вопреки их желаниям. Во-вторых, существование в Европе, на границе со степью и Москвою, обширного слабого региона привело к выработке в этом регионе традиции не только политической унии. Здесь появилась также традиция вовлечения наиболее активных религиозных деятелей разных стран в обеспечение интересов региона, в основном в области безопасности. Готовность пойти на допуск деятельности на своей территории разных миссионеров, готовность пойти на церковную унию и массовую смену конфессиональной принадлежности политическим классом и населением во имя победы над каким-то мощным противником – одна из базовых особенностей духовной и политической культуры региона, где находится Беларусь.
Крещение Руси князем Владимиром, Даниил и Миндовг с их католическими «вариантами». Массовый переход в православие литовцев, отправившихся княжить или служить в славянские города в период, когда в Великом княжестве правила языческая династия. Флорентийская уния, проповедь Иеронима Пражского и помощь гуситам, реформация. Брестская уния и антикатолический альянс православных и протестантов, спокойная ликвидация унии – все эти явления сложились в местную традицию, когда ради достижения политической цели считалось вполне допустимым сменить веру при каких-то критических обстоятельствах. Безусловно, у этой традиции были яркие противники, и каждая церковь имеет своих мучеников, отказавшихся менять веру или даже нюансы веры. Однако тем не менее примерно каждые 150 лет основная часть населения региона самостоятельно, без внешнего завоевания меняла или очень резко трансформировала конфессию под влиянием политических соображений.
Православная церковь Великого княжества не уходила в самовольную автокефалию после провала Флорентийской унии, как это сделала православная церковь в Москве, и не подчинялась Московскому патриарху вплоть до середины XVII века. В конце XVI века лишь два светских сенатора Великого княжества из 25 были католиками, остальные – преимущественно протестантами. В конце XVIII века не более 5 % населения нынешней Беларуси были православными. Беларусь являлась преимущественно греко-католической и римско-католической страной. Россия знала совсем иную традицию религиозной жизни. Русские религиозные споры – это споры внутри одной веры и одной церкви.
Рискну предположить, что одна из причин столь высокой динамичности в смене конфессий – компрометация той или иной церкви соседнего государства и связанных с нею единоверцев. Такие церкви всегда являлись духовным ядром тех государств («империй»), которые решали в регионе Беларуси свои масштабные задачи. В ходе затяжной опустошительной войны религия завоевателя компрометировалась в глазах религиозно активных людей. Соответствующая церковь начинала восприниматься всего лишь как инструмент идеологии и пропаганды жестокого врага.
С другой стороны, собственные иерархи или иные хранители ценностей, как правило, в ходе опустошительной войны быстро погибали или утрачивали возможность оказывать прежнее влияние. Во всяком случае, местные церкви никогда не обладали материальным потенциалом для создания мощной образовательной или пропагандистской машины, чтобы противостоять церкви очередной «империи».
На таком духовно-политическом фоне логично рассматривать церковные и религиозные вопросы в качестве разменной моменты в ходе геополитических комбинаций для отражения очередного нашествия. Абсолютно очевидно, что такого рода практичное, отчужденное отношение к церкви и даже к религии коренным образом отличает белорусскую политическую традицию от русской. Государство в регионе Беларуси редко бывало последовательным хранителем веры. Оно было, как правило, бюрократическим, а не идеократическим. Ни одна церковь не могла претендовать здесь на гарантированную устойчивость, ибо здесь не могло быть устойчивым ни одно государство. Церковь бывала влиятельна в основном в силу своей способности привлечь внешнюю поддержку.
Говоря немного возвышенно, если мы начнем разбирать ситуацию в каждый момент, предшествовавший смене конфессиональной принадлежности основной массы населения, то будем изумлены глубиной кризиса, поразившего церковь, от которой отказывались люди. И вряд ли сможем однозначно осудить их за попытку найти выход из сложившейся ситуации и сохранить веру и душу в рамках иной церкви, показавшейся на тот момент наиболее светлой и чистой. Надо отметить, что каждый новый политический класс региона Беларуси искренне исповедовал близкую ему религию. Религиозная индифферентность характерна для данного региона лишь в эпохи стабильного развития.
Столь высокая религиозная толерантность не была характерна для России. Великое посольство Льва Сапеги об объединении трех стран или походы Лжедмитриев провалились в немалой степени из-за нежелания московского общества допустить на своей территории массовое строительство неправославных храмов и распространение влияния неправославных христианских церквей.
Интеграция Беларуси в состав Российской империи произошла только тогда, когда Россия оказалась в состоянии вобрать в себя католическую на тот момент страну, а католическая страна оказалась способна ужиться внутри православной империи.
Даже иезуиты в начале XIX века формально оказались в составе Полоцкой иезуитской провинции, тогда как в абсолютном большинстве стран Европы деятельность их ордена была тогда запрещена. В Полоцке же совсем незадолго до вторжения Наполеона в Россию была открыта очень консервативная иезуитская академия (1812–1820).
Неопротестантизм
Конфессиональные процессы, происходящие в Беларуси, беспрецедентны и имеют региональное значение. Беларусь – единственная страна в Европе, где на наших глазах нетрадиционная, не связанная с исторической или иной культурной традицией церковь стала второй по влиянию на религиозно активную часть населения. Речь идет о неопротестантах, в основном о пятидесятниках – «христианах веры евангельской». Нельзя исключать, что при благоприятных политических обстоятельствах эта новая церковь может выйти на первое место. Ни в одной стране Европы нет подобной конфессиональной ситуации, чреватой столь масштабным культурным переворотом. Возможно, по значению этот фактор является более значимым для Европы, чем приверженность Беларуси крупным заводам и советскому культурному наследию.
С конца 80-х годов социологи фиксируют рост общей религиозности белорусов. Сегодня верующими считают себя свыше половины населения Беларуси.