Это началось здесь. Всё началось здесь. Но он не видел ничего подобного. Скарр-Хей вообще не видел этого места по-настоящему — того, как штатские ютились в подвалах, как молодые и старые ужасались и изумлялись шуму и вони. В тот момент он даже не видел Терру. Точно так же воин мог бы смотреть на любую цитадель в любом мире, пусть и цивилизованном, полном богатых, слабых и жестоких.
Теперь здесь был он, Скарр-Хей, Тот, кто Пожирает Миры. Он уже сразил много живых душ в этой битве, но сейчас перед ним лежало ещё больше, в количестве, о котором он и не мечтал, согнанных вместе, как скот на бойне.
Он запустил зубья цепного топора, и при звуках знакомого жужжания ему захотелось взреветь от удовольствия.
— Внутри! — невнятно пробормотал он, уставившись мутными, полуслепыми глазами на далёкий Санктум Империалис. — Бог всех убийств, мы внутри!
Глава четвёртая
Обновитель
Мудрец
Превосходство
Внутри, за стенами, в убежище, к которому он так упорно стремился, чтобы лишь ненадолго укрыться от вихря снаружи.
Он не очень хорошо помнил своё путешествие от Мармакс-Юг. Весь фронт рассыпался, обваливался вокруг него, и всё это время он то приходил в сознание, то впадал в забытьё. Он помнил, что встретил мужчину по имени Кацухиро. Именно этот человек поднял тревогу, устроил так, чтобы его вытащили с передовой и отправили в тыл по лабиринту траншей. С тех пор он не видел Кацухиро. Он поймал себя на мысли, что хочет вернуться туда прямо сейчас — снова найти солдата, поблагодарить. Но тогда он просто двинулся дальше, неся труп другого мужчины, Коулла, которого встретил раньше, — только для того, чтобы похоронить. Ребёнка, о котором Коулл заботился в пустошах, он не стал брать с собой. И разве он мог поступить иначе? Теперь для младенца не нашлось бы лучшего убежища, чем те окопы, и лучших опекунов, чем те люди. А ему нужно было вернуться в бой, снова занять своё место рядом с братьями.
И всё же он часто думал о них. О Коулле, и о ребёнке, и о том человеке, Кацухиро.
Шибан-хан встал. Вытянул правую руку, затем левую. Проверил отклик силового доспеха, взаимодействие с мышцами, уделяя особое внимание тем участкам, где мускулы представляли собой связки марсианского металла, а не творения терранского генетического искусства. Он прошёл несколько шагов по каменному полу, чтобы изучить, как тяжесть боевой брони подействует на ещё не зажившие раны.
Он быстро поправлялся. Отчасти помогали физиологические особенности астартес, отчасти — превосходные аугментации, которые ему установили после возвращения на Терру. Его трудно убить, и так было всегда. Конечно, он не такой великий воин, как Хасик или Джемулан. Уж точно не на том же уровне, что Цинь Са или Джубал. Но все эти имена больше не звучат, сметённые кровожадной войной. А он каким-то образом по-прежнему цел, его раны затягиваются, оружие восстановлено и снова готово к бою.
«Отступить, потом ударить вновь», — подумал Шибан.
Он находился в небольшом помещении без окон, погребённом в недрах одной из многочисленных толстых башен Колоссов. И всё же он чувствовал гул постоянного обстрела: обшарпанные каменные стены дрожали из-за вибрации, расходящейся от пола. Люмены то и дело мигали после мощных попаданий, и с побелённого потолка сыпалась пыль.
Шибан мало что знал о положении на фронте в целом. Когда он слышал о вратах Колоссов в прошлый раз, Каган выбрал их в качестве своей позиции, и туда прибыла большая часть сил орду. Очевидно, пока что их успешно обороняли. Мармакс тоже оставался в руках защитников, хотя ситуация там казалась крайне нестабильной. Больше он ни в чём не испытывал уверенности. В своём долгом странствии по внешним пустошам, территории, отданной врагу, Шибан увидел только то, какие мерзости ждут их всех в случае поражения. Та область превратилась в безнадёжное место, окутанное туманом болото, где могли обитать лишь порченые.
Космопорт стены Вечности тоже, скорее всего, уже стал таким, потому что враг не просто захватывал земли — он изменял их, искажал, превращал в инкубатор для своих извращённых отродий. Тела воинов, павших там, теперь уже глубоко погрузились в осквернённую варпом грязь, их не удостоили почётного погребения или, в случае Белых Шрамов, обряда каль дамарг.