Приближаясь к углу Сент-Мартин-стрит, она услышала звяканье колокольчиков и возгласы бочкарей: «К реке!» — повторяющиеся снова и снова, как мантра.
Прямо на нее двигался поезд из двадцати бочек: все пассажиры в желтых шляпах, а Красные жилеты бежали рядом, как породистые рысаки. Когда они почти повернули за угол, она обратила внимание на одного из бочкарей: высокий растрепанный мужчина без шляпы клевал носом, сидя в бочке. Лица Элис не разглядела из-за опущенной головы, но у нее мелькнула мысль, что это Лэнгдон, — сюртук этого человека очень походил на сюртук Лэнгдона; у нее лихорадочно забилось сердце, и она судорожно вздохнула… Вереница бочек резко повернула за угол, и на повороте последние несколько штук сильно мотнуло в сторону. Веревка лопнула, две бочки, внезапно отделившись от остальных, опрокинулись и, врезавшись в стену рядом с галантерейной лавкой, разбились в щепы, а их пассажиры полетели на мостовую. Остальные продолжали свой путь через Чипсайд, как ни в чем не бывало.
Пока вокруг павших бочкарей собиралась толпа, Элис, стоя на тротуаре, провожала взглядом вереницу бочек. Совершенно исключено, сказала она себе, чтобы Лэнгдон опустился до такого состояния и оказался среди них. Еще вчера вечером он был самим собой — разумным и жизнерадостным. Невозможно превратиться в другого человека за такое короткое время. Она решительно повторила это про себя и продолжила путь в Смитфилд, укоряя себя за чрезмерно буйное воображение.
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
— Я отдал дядюшкину бочку Ларкин, — Элис с Табби сидели в зале «Полжабы Биллсона», — и она продала ее кому-то на улице за жалких шестьдесят фунтов, а затем разменяла деньги на монеты и раздала половину своим сообщникам-пиратам. Любит звонкую монету, как и остальные. Теперь они богаты, но к концу недели опять станут нищими. Она подбила дядю сыграть в карты в «Пиковую даму».
— Наверное, ей пришлось продать бочку задешево, чтобы побыстрее от нее избавиться, — Элис с благодарностью приняла принесенный Хоупфулом стакан сока с ромом. — Как ее только не схватили полицейские! — она посмотрела на Гилберта, сидевшего за столом и озирающегося по сторонам, словно полоумный — каковым он, конечно, и являлся, по крайней мере частично. Ларкин сидела напротив старика, спиной к Элис, и раздавала карты. Перед обоими высились столбики крон и шиллингов.
— Игра идет по-крупному, — заметила Элис.
— Думаю, Ларкин может пока не волноваться за свои деньги, хотя обычно с дядюшкой лучше играть не садиться. Между прочим, она заметила твой трюк с полицейскими — сразу поняла, что ты затеяла. Очень одобряет.
— Я польщена, — сказала Элис, — и весьма одобряю ее, хотя бедняжка кончит на виселице, если не вытащить ее из этой пиратской жизни.
— В карты-то свои погляди, — громко сказала Ларкин, будто Гилберт был слегка глуховат. Поскольку он так и не ответил, она взобралась коленями на стул, перегнулась через стол, посмотрела в его карты и вытащила несколько пар, сбросив их на стол. — У тебя хорошие карты, дядюшка. Ставь пять монет. Слышишь меня? — он опять не ответил, и она выбрала из его кучки пять шиллингов и положила их на середину стола, вместе с несколькими монетами, которые уже там были.
Элис подошла к ним поближе, чтобы посмотреть на игру. Она улыбнулась Ларкин и положила руку на плечо Гилберта. Тот с угрюмым видом сидел в своем кресле, тупо глядя на нетронутую кружку эля, и выглядел намного старше своих лет, жалким и несчастным. После длительного пребывания в бочке он пах, как соленая треска, а его одежда растрепалась.
— Он ничего не слышит, — вслух пожаловалась Ларкин. — Это все порошок. Теперь ему со страшной силой хочется принять дозу, а мы ему не даем.
— Мы спустили порошок в туалет, — громко объявил Табби. — Страдать никакого толку. Пей пиво, как все нормальные люди, и делай, что говорит Ларкин.
Гилберт повернул голову и посмотрел на Табби, как на незнакомца, а Табби грустно отвернулся.
— Кажись, порошок превратил его в лягушку, — вполне серьезно сказала Ларкин Элис. — Может, ты поцелуешь его в лоб, как девушка ту лягушку у колодца? В книжке сказок такое есть. Хочешь конфету?
— Да, спасибо, — Элис взяла у Ларкин тянучку из патоки и развернула обертку. — Мне помнится, что девушка из сказки в придачу отрезала лягушке голову. Голову резать не будем, но могу поцеловать его, раз ты советуешь. А ты, значит, книжки читаешь?