Когда дверь открылась, Каталина бросила карандаш и уроки и кинулась к отцу на шею. Педро обнял дочь и направился на кухню, достал кастрюлю, наполнил ее водой и сухими продолговатыми листьями, которые вынул из верхнего шкафчика. Накрыл кастрюлю полотенцем, зажег газ и опустился на стул — ждать, пока закипит.
— Опять ты варишь это зелье, папа?
— Это пары эвкалипта, сынок. Они отхаркивающие — помогают от кашля.
— Да знаю я. Тебе помочь?
— Нет, сынок, иди лучше помоги сестре с уроками.
Когда вода закипела, Педро снял полотенце, и пахучий пар наполнил кухню. Ката спросила, когда будет ужин. Брат требовал, чтобы она сконцентрировалась на задаче, какой коэффициент показывает, сколько раз что-то содержится в чем-то, чтобы она положила свою руку в его, а другой перестала подпирать подбородок и взяла карандаш.
Педро закрывал глаза, подставляя лицо обжигающему пару. Он вдыхал его глубоко внутрь, пока не почувствовал, что легкие раскрываются, как двери вагона, и его наполняет легкая радость, воодушевление, которое напомнило, как они с Марией ездили на север, их свадебные планы, цвета, видневшиеся из окна поезда Консепсьон — Ла-Калера, половина восьмого утра, они сидят рядом во втором вагоне, бальзамический аромат, и вдруг тепло поднимается по ноздрям и, как раскрутившийся маховик запущенной машины, выдавливает копившуюся неделями слизь, и надрывный кашель, и изумрудного цвета плевок в раковину.
Позже, когда Каталина уснула, Педро бросил в угол комнаты старый грязный рюкзак с рабочей одеждой. Стягивая сапоги, он почувствовал на ладонях что-то странное, какой-то влажный пушок, покрывающий кожу голенищ. Педро шепотом выругался и вытер руки о штаны и рубаху тонкой пижамы, в которой спал уже много лет. Липкая субстанция напоминала о предстоящей на следующее утро работе и о запахе леса. Педро лег в кровать, простыня легко и ловко скрыла его тело. Он закрыл глаза. Снова закашлялся.
Бледная, тихая, облаянная соседскими собаками луна за окном освещала часть комнаты: пара сапог у кровати, брошенная на спинке стула одежда, тумбочка с семейными фотографиями и потемневшим портретом, полтелевизора, распятие над железным изголовьем, в застекленной раме — футболка клуба «Фернандес Виаль» с автографом, косметика и тюбики с кремом, покрытые тонким слоем пыли, которая в лунном свете казалась капельками воды.
Куранилауэ изменился. Вода была другого цвета. Почему Каталина не хочет делать уроки. Когда собрание уполномоченных. Что за черт сегодня происходит с псиной Хуана Карлоса. Что за паршивый кашель. Права была Мария, город стал каким-то мрачным. Как звали учительницу математики. Такая бедность. Нужно было уходить. Кажется, во вторник. Какая красивая раньше была река. Прохладная водичка. Такая красивая. Рельсы, мокрые от дождя, и «лесные бороды» на акациях. Папа рад, что я женюсь. Памела? В костюме пчеловода. В весеннем платье. Мариана? Банки меда во дворе. Кристально чистая вода в поилке для пчел. Ручей превращается в бурный поток. По воде плывет дом.
Джованна внезапно проснулась. Было темно, и будильник еще не звонил. Она медленно выдохнула, натягивая одеяло на плечи и сворачиваясь калачиком. Через пятнадцать минут телефон на тумбочке возвестит о начале нового дня, ежедневный настоятельный звон продолжится обрывками разговоров, лаяньем соседского пуделя, борьбой с душевым краном, сообщениями в мессенджере, криками на соседней стройке и грохотом пневматических дрелей, грузовых кранов, молотов и катков, потом грязные номера машин, пробки и автомобильные гудки, бестолковые коллеги, гул голосов людей, идущих по улице, говорящих по телефону, спорящих в ресторанах, одновременно плачущих и смеющихся, генетическая последовательность, халат в пятнах, который надо постирать, идиотка-соседка, ее ругань с мужем, заклинивший кран в душе, горячая вода то идет, то не идет, обрывается, как мелодия упавшей на пол флейты.
Джованна вернулась в сон. Пятнадцать минут медленно тянулись там, среди темных деревьев. Она бежала уже долго. Казалось, ее преследует пожар и она бежит от него по лесу, боясь споткнуться.
Два часа спустя, припарковавшись рядом с работой, она не сразу вышла из машины. Долго глубоко дышала с закрытыми глазами, выдыхая так, словно стремилась остаться без воздуха, выдавить его весь из себя.