- «Набежала великая туча, обложила землю печальную, била землю стальными молниями, поливала дождями горючими. Разгорался огонь палящий, на весь свет разгорался белый! С поднебесья на землю лился, прожигал до самого Пекла! И в огне на землю спускался Тарх Великий, Владыка Неба. А за ним Симаргл Ясный Сокол, и Перкун Орел сизокрылый. А в огне Мать Земля раскрывалась, выпускала Вольга Змеевича, сине море бурлило-вскипало, выпускало Змея Поддонного.
И вскричал тут Великий Тарх:
- Поднимайтесь, воды великие! Открывайся, Пекло подземное! Выходите, силы поганые! Станем кровь лить, как воду, и огнем умываться! Гнев идет!..»
Вот уж правда так правда. Хотя мальчики любят рассказы про войну, и Мих, похоже, не исключение. Неудивительно, что при скучной простоте здешней жизни его душа тянется к великим свершениям. А в звенящих, как закаленная сталь, словах есть что-то завораживающее, древнее и в то же время такое близкое сердцу… даже змеиному. Рука зачесалась от желания взлохматить черные вихры над тонкой мальчишеской шеей с выступающими позвонками, но я лишь покрепче стиснула пальцы в кулак.
А может, дело вовсе не в мечтах?
- «Побежал Огонь во все стороны, опалил Огонь силы черные. Поднялся выше леса и гор высоких, с облаками вровень небо обжег.
Потекли, поползли силы темные к горам Рипейских, ко Ирию. Поднялся из Пекла сам Черный Змей, охватил крылами всю землю. Под крылами его ядовитыми Мать-Земля чернела, ссыхалася, помрачалося Солнце ясное, звезды меркли и с неба падали.
Собирались боги небесные, раздували великое пламя, распускали буйные вихри, разливали воды кипящие. Собиралось небесное воинство – потрясалась Мать Сыра Земля.
Тарх огнем бьет Черного Змея, Симаргл жжет Выя темного, Пекрун бьется с Дыем железным. И стоит Явь по пояс в крови…»
Мих читал, хрипло, прерывисто, сглатывал, дергая пересохшим горлом, и в его низком дрожащем голосе ярость мешалась с безнадежностью. «Достаточно, хватит!» – хотелось сказать мне. Хватит о битвах, смертях, разрушениях! Хватит о богах, которых давно нет! Кого теперь волнуют их споры и неурядицы?
- «Боже Вышний наш, Всемогущий! Дай нам, Вышний, ключи заветные! Чтобы Ирий открыть и Пекло! Чтобы Смерти открыть ворота!
И прошла Мара-Смерть через Ирий, и спустилась в Пекло подземное. По реке огня в Пекле жарком едет Смерть на двуглавом змее.
Подымись же, Мара, на землю! Ждут тебя и яви, и навы! Отворились ворота Пекла, отвалился и Черный Камень!
Ей, грядет день гнева и солнце во тьме! Ей, идет несчастье и погибель Земли! Крик великий, сверху глас и снизу глас! Век богов небесных угаснет в сей час! Нет дороги дальше, нет пути, от Ирия Светлого им боле не уйти!»
Огни лампадок отчаянно дергались, будто хотели сорваться со своих фитилей. Но вместо этого бледнели и гасли – сначала один, потом второй. А третий мерцал еле-еле, словно умирающий светлячок в бесконечной беззвучной агонии.
Мих раскашлялся, скребя горло костяшками пальцев.
- Дай-ка сюда, - вмешалась я, не в силах смотреть на его мучения. – Где тут? Ага… «И угасло великое пламя, лютость в кротость тут обратилась, стала слабостью сила, иссякла злоба, гнев сошел, как весенний снег». Все.
- Нет, не все, - хрипло возразил Мих, пытаясь вырвать у меня книгу.
- Все! – Я добавила в голос суровости и решительно объявила: – Теперь моя очередь читать.
Только вот о чем? С сомнением поглядела на застывшего под образами хозяина, потом перевела взгляд на страницы:
- «Над горами, лесами и долами то не ворон летит с кукушкой. И рыдает ночь напролет не о счастье своем минувшем…
Говорил сестре мудрый Асгаст:
- Каждый должен пройти свой путь. Что начертано, то свершится, как задумано Вышним Богом. В Светлый Ирий нам нет дороги, не пройти и в иные ворота, Солнца ясного нам не увидеть, красных дней уже не дождаться. Мы пойдем рекою широкой, год за годом и век за веком – по широким и белым водам в край полуночный, беловодский. Там под сенью лесов дремучих мы поставим высокую стену – выше вод и огней земных, выше всех печалей на свете. Мы не станем грустить о близких, позабудем и о потерях. Будем жить дыханием ветра, укрываться густыми снегами…»
Я осторожно закрыла книгу и отодвинула ее подальше. Мих молчал, перебирая худыми пальцами по столу. Если во всем этом и была какая-то правда, то явно не для детского ума. И Аггатияр хорош! Сидит, наливается сытым огнем, как насосавшийся кровушки упырь, кажется, еще немного – и заурчит от удовольствия. Интересно, с чего ему так захорошело?