- Что… что это такое? – одной рукой снова я вцепилась в Лазаря, а другой ощупала то, на чем сидела. Под пальцами проступило плотное переплетение толстых нитей.
- Птица небесная, – вкрадчиво прозвучал голос змея.
- Еще одна?! – Я приоткрыла слезящийся глаз, но, к счастью, не обнаружила в обозримом пространстве ни одного пернатого. Только довольное по уши пресмыкающееся в человеческом обличье.
- Не смешно, – второй глаз тоже пришлось открыть. Нервно закусив губу, я осторожно повернула голову.
Окружающий мир понемногу закончил крутить кульбиты, успокоился и встал на положенное место. Моему настороженному взору открылась необозримая широта небесного купола, на горизонте смыкавшегося с серо-коричневой полосой далекого леса. Остальное заслоняли жесткие края ковра-самолета, опушенные густой заиндевелой бахромой, которую весело трепал ветер. Середина, где сидели я и Лазарь, плавно покачивалась вверх-вниз, но казалось, что это не мы качаемся, а ковер машет широкими крыльями, словно огромная расписная птица. Золотисто-розовая вязь облаков плыла так близко, и я, не удержавшись, вытянула руку, будто до нее и вправду можно было дотронуться. Собственная рассаженная кисть, выскользнувшая из широкого темного рукава шубы, выглядела неправдоподобно тонкой и хрупкой до прозрачности…
Я снова нахмурилась. С каких пор моя потрепанная заячья шубейка стала так похожа на соболиную, вдобавок крытую мягким зеленым бархатом и расшитую серебром и бисером? Не припомню, чтобы ранее разгуливала в соболях. И на голове вместо самодельного платка обнаружилась теплая меховая шапочка из той же дизайнерской коллекции. И даже драные валенки чудесным образом превратились в нарядные меховые сапожки вида «только царевне по праздникам носить». Волшебство? Или кто-то успел основательно порыться в царевниной кладовке – не только свое забрать, но и чужое позаимствовать? Кто сия хозяйственная душа, можно было отгадать с нулевого раза.
- И зачем все это? – сурово вопросила я, потрясая отворотом шубы. Под ней, слава Богу, оказалось мое старое самодельное платье. Иначе словесным порицанием я бы не ограничилась. – Зачем ковер стырил? Неужели нельзя было обойтись…
- Нельзя, – прервал меня Лазарь. Его лицо на миг потемнело, утратив прежнее благодушное выражение. – Как еще тебя уносить из Царьграда было? На закорках далеко не унес бы, да и настигли бы нас. А по воздуху не догонят, царьградские корабли только у небесной реки летать горазды, настоящих летучих среди них нет.
- Мог бы уйти змеиными тропами, – пробурчала я, не желая сдаваться.
- Я-то мог, а тебя…
- И меня бы унес.
Он щелкнул меня по носу.
- Унес бы тебя не я, а Вый Подземный на старой собаке верхом.
- Что это значит? – Я сердито отмахнулась.
- То и значит. Не змею по змеиным тропам ходить – только разум терять. А ты свой и так растеряла, где только могла.
- Не надо, пожалуйста, я прекрасно соображаю! – На всякий случай я потрогала свою голову. Она еще слегка кружилась, но в целом совершенно точно была на месте.
- И хорошо, – кивнул змей. – Береги себя, Маринушка. И разум побереги, он тебе еще пригодится.
Вот как это у него получается? О чем ни спроси – все выходит только ради заботы обо мне, для моей пользы. Бедный змей не спит, не ест, одну думу думает, как меня от всего уберечь, а я, неблагодарная, еще спорю, сомневаюсь. И главное, возразить нечего. Я и сама неоднократно убеждалась в том, как непросто гулять по змеиным тропам, а после путешествия в зазеркалье мой светлый разум и правда стоило немного поберечь.
- Ладно. А меня обязательно было наряжать как куклу? – я выложила последний аргумент, уже почти не сомневаясь в ответе. В глазах у змея заплясали холодные смешинки:
- Окстись, Марина. В небе холодно, ветер гуляет, а у тебя не шуба была, а решето.
Конечно, само собой, еще раз все для моего блага.
Лазарь потянул меня за рукав:
- Иди ко мне.
- Зачем? – Я с подозрением прищурилась.
- Вдвоем теплее.
Сделав каменное лицо, я позволила ему снова меня обнять. И опять он оказался прав – так стало гораздо теплее.
- Куда мы летим?
Если он скажет, что летим на юг, к морю, чтобы поправить мое здоровье солнцем, пляжем и свежими фруктами, я, наверное, впервые не стану возражать.