Змей с готовностью подался вперед, почти столкнувшись со мной лбом. Тепло сделалось ощутимей, но это был явно не жар болезни. Физиономия Лазаря раскраснелась разве что от ветра, глаза блестели ясным, совсем не горячечным блеском. С виду он был здоровее всех, кого я когда-либо встречала. А значит, дело не в простом повышении температуры.
- Где Синь-горюч Камень? – мой голос дрогнул, несмотря на усилия говорить ровно.
Змей молча высматривал что-то во мне, и от его взгляда атмосфера окончательно сгустилась.
- Что? – Я насупилась, пряча в широких рукавах шубы начавшие дрожать руки. – Не хочешь отвечать?
Он усмехнулся краем рта.
- Не бойся.
- Ты повторяешься.
- И ты, девица.
- Я-то чем повторяюсь?
- Тем, что боишься, как прежде.
Вот… змеина! Я едва сдержалась, чтобы не затопать ногами, как капризная барынька. Но вместо этого сама приблизилась, чуть не уткнувшись в него носом, и прошипела прямо в расширившиеся змеиные глаза:
- Может, я и боюсь, но не как прежде. Веришь, нет?
Молчание повисло между нами, густое, тяжелое, вязкое, будто смола. И мы, словно пара доисторических стрекоз, отчаянно барахтались в нем, не шевеля ни единым мускулом, не отводя взглядов и почти не дыша. Прошлое уже ушло, а будущего не было видно, оставалась лишь сиюминутность, в которую хотелось вцепиться намертво и вытрясти из этого мгновения все – и страх, и надежду, и близость, и еще целый клубок чувств, спутанных и переплетенных так, как змею и не снилось.
Лазарь глубоко с присвистом вдохнул и отстранился.
«…потому что теперь действительно боюсь за тебя, дурачина», – мысленно закончила я, со странной щемящей тоской глядя, как уходит, уплывает в небытие недавнее мгновение. Может, оно и к лучшему… А боль в сердце пройдет. И не такое проходило.
- Пора, – глухо произнес Лазарь, делая шаг в темноту прохода. – Заждались нас уже.
Я хотела ответить, но обнаружила, что голос меня не слушается.
- Устала? – Змей обернулся. – Ноги не держат? Хочешь, опять понесу?
Я помотала головой, потом долго поправляла шапку, пряча за рукавами навернувшиеся слезы. Нет, так не пойдет! Надо срочно брать себя в руки. Учительница я или кто? Учителя – это стойкость и выдержка перед лицом любой незапланированной нагрузки!
- Идешь? – Лазарь взял мой ладонь, переплетая пальцы со своими. – Потерпи, недолго осталось.
Скрип и треск щебня под сапогами сделался звонче, оброс отзвуками, темнота разошлась, будто полог, и мы вошли в склеп. Синий ледяной саркофаг по-прежнему сиял в нем, как драгоценный камень на ложе из черного бархата, в сапфировой глубине все так же спал богатырь вечным сном. И опять это зрелище вызвало у меня невольный вздох восторга, смешанного с негодованием: как же это было красиво… так не должно было быть.
Высвободив руку, я подошла ближе и с трепетом провела пальцами по гладкому ледяному боку, источающему попеременно тепло и холод. Чеканное лицо Властимира под толщей прозрачного льда было величественным и строгим, как у античной статуи.
- Целовать будешь? – деловито осведомился Лазарь у меня над ухом. От этой глупой полуревнивой шутки мне, по непонятной причине, сделалось легче.
- Его? – Я представила, как примерзаю губами к саркофагу, и нервно хихикнула. – Сам целуй. А я, так и быть, потом тебя отклею. Опыт, знаешь ли, имеется, у нас на школьном дворе каждую зиму какой-нибудь юный естествоиспытатель качели и водосток языком опробует…
- Ну, тогда ладно, – змей отступил и зашуршал одеждой.
Все еще подхихикивая, я повернулась следом и замерла на полуслове. Глядя на меня в упор почерневшими глазами, Лазарь размашистыми движениями стянул и отбросил в сторону широкий ремень, полушубок, потом теплую шерстяную фуфайку.
- Ты чего? – пробормотала я, наблюдая, как он избавляется от последней нательной рубахи. Синий свет обрисовал перекатывающиеся под кожей железные мышцы. Холодея, я следила за ним: – Что ты делаешь?
Лазарь отбросил рубаху и оскалился, вытягивая руку:
- Иди ко мне.
Что?.. Это вообще как понимать? Он, что, решил жениться прямо тут, сразу и даже не заходя в загс? Рядом с гробом? Совсем умом тронулся?!
«Или у меня крыша едет, – подумала я растерянно, отступая перед неумолимым змеиным натиском. – И что теперь делать?»
Нога подвернулась на скользком камне, и я, охнув, упала на колено. В ту же секунду Лазарь опустился рядом, крепко сжимая и притягивая к себе мои трясущиеся ладони. Я молча упиралась.