Выбрать главу

– Ничего себе… – выдохнула она. – В какую даль едут, чтобы расписаться на здешних камнях.

– Идиоты, – отозвался мальчик (он по-прежнему карабкался следом за Юлей). – Думают, что, если распишутся на знаменитом месте, сами сделаются знаменитые…

– Значит, эта церковь очень знаменитая? – осторожно поинтересовалась Юля.

– Вы разве не знали? Она даже под охраной ЮНЕСКО.

Юля мельком удивилась, что этот пацан знает про ЮНЕСКО, и неуверенно сказала:

– Кажется, я слышала… А если она такая известная, то чего же такая… обшарпанная?

– Ее хотели реставрировать, – посапывая, ответил мальчик и хихикнул. – Каких-то дядек наняли кресты и маковки золотить, золото им выдали. А они его – себе. А маковки бронзовой краской помазали. Ну, их посадили, конечно, а здесь все так и осталось… Вот, все. Пришли.

Они оказались на верхней площадке. Над головами уходил в сумрачную высоту конус шатровой крыши. В нем темнели переплетения балок и железных брусьев. Юля только мельком глянула вверх и сразу шагнула к окну.

За высокими арками окон распахнулся золотисто-зеленый вечерний мир. Облака лежали над землей, как плавучие острова в прозрачной воде над морским дном. Невысокое, но яркое еще солнце висело над кромкой леса. Городок раскинулся внизу кучками затерянных среди деревьев крыш. Даже монастырский храм казался отсюда не очень большим. За домами одиноко дымила черная труба – наверно, это была электростанция, которая "забрала воду". Но воды еще хватало. Талья в своих верховьях была довольно широка. От края до края земли она легла, как розовато-ребристая просторная дорога. Лишь кое-где чернели на воде коварные пятнышки: там торчали со дна валуны, выдавая мелководье.

Земля была удивительно большая, но уютная и ласковая. Над городком, над рекой, над лесами лежало спокойное молчание. И Юля, переходя от арки к арке, забыла про усталость и огорчения. Она будто растворилась в этом покое.

– Любуетесь? – сказал позади нее мальчишка. – Хорошо, да?

– Угу… – медленно ответила Юля и оглянулась.

Мальчик стоял к ней спиной в светлом проеме, прямо против солнца. Расставил ноги и ладонями уперся в боковые края арки. Он казался вырезанным из черной бумаги, только в волосах вспыхивали огоньки да круглые оттопыренные уши просвечивали, как лепестки шиповника. Юля усмехнулась этим ушам, но тут же опасливо сказала:

– Смотри не слети вниз.

– Не, я здесь привык… – Он крутнулся на пятке и прыгнул к Юле. – Я сюда сто раз лазил. А вам здесь нравится?

– Еще бы!.. И не говори мне, пожалуйста, «вы». Я еще не такая уж… пожилая.

Он по-птичьи наклонил к плечу голову и глянул снизу вверх.

– А вам… тебе сколько?

– Девятнадцать.

– У-у… – сказал он вроде бы с уважением, а в золотистом глазу опять метнулась искорка. – А мне одиннадцать. Через месяц будет, в сентябре.

– Ясно. Меня зовут Юля…

– А меня… – Мальчик перекинул голову на другое плечо. – У меня имя старинное. Даже не угадаете… не угадаешь какое.

– И не буду, – улыбнулась Юля. – Говори уж сам.

Он выпрямил голову, подтянул съехавшие шорты и веско произнес:

– Меня зовут Фаддей.

– Ух ты! – сказала Юля.

– Это не просто так. Это в честь одного знаменитого предка. Угадай какого?

Юля наморщила лоб и поморгала. Никто, кроме Фаддея Булгарина, жандармского агента и недруга Пушкина, в голову не приходил.

Маленький Фаддей опять брызнул искоркой левого глаза:

– Антарктиду кто открыл?

– Антарктиду? Сейчас… ага! Беллинсгаузен и Лазарев!

– Вот! А Беллинсгаузена как звали?

– М-м…

– Фаддей Фаддеевич, – со скромным торжеством сказал мальчишка. – У меня про него книга есть и там портрет. Он даже похож на меня немножко, и волосы такие же… Ну, там не цветной портрет, но я же все равно знаю.

– И что же, он правда твой родственник? – со смесью недоверия и уважения поинтересовалась Юля.

– Ну да, – небрежно откликнулся Фаддей. – Он мамин какой-то пра-пра-пра-… двоюродный дедушка.

– Разве Беллинсгаузен из этих мест?

– Так и я не из этих! Я сюда просто каждое лето приезжаю, к тете Кире!

Юля удивилась. Она была уверена, что мальчишка – местный житель. Он так подходил к здешним улицам и заросшим берегам.

– А откуда ты?

– Из Среднекамска, – сказал он и почему-то вздохнул.

Юля понимала, что и Среднекамск – едва ли родина знаменитого мореплавателя. Но все равно обрадовалась:

– Мы почти земляки! У меня там дядя живет, мамин брат. Он мастер цеха на авторемонтном заводе.

– Я даже не знаю, где там такой завод, – опять вздохнул Фаддей. – Город-то большущий, заводищев всяких полным-полно… И школ почти двести… А здесь всего три… – Он вдруг поднял веснушчатое лицо и сказал совсем о другом: – Ты вон до той балки дотянешься?

Невысоко над головой проходил ржавый брус. Толщиной с хорошее полено. Юля встала на цыпочки и кончиками пальцев тронула холодное железо.

– А я ни разу допрыгнуть не смог, – печально признался Фаддей. – Подсади меня, пожалуйста.

Юля усмехнулась и подхватила мальчишку за бока, ощутив сквозь майку птичьи ребрышки. Потомок адмирала был легонький, и она шутя вскинула его над головой. Фаддей вцепился в брус и повис, покачивая ногами. Морковные гольфы сбились в гармошку, а один кед шлепнулся на пол.

– Здесь висел главный колокол, – сообщил из-под балки Фаддей. – Думаешь, зачем висел? Чтобы в праздники звонить? Вовсе даже нет, это тревожный колокол был. Здесь часовые дежурили. Если враги подкрадутся, они сразу – бамм! – Он качнулся сильнее и повторил громким голосом: – Бамм, бамм!

На нем горели рыжие солнечные пятна.

Юля снова оглядела горизонт. Солнце уже почти касалось леса.

– Надо спускаться, – нехотя проговорила Юля.

– Подожди, – отозвался Фаддей. – Я колокол. Бамм!

Юля засмеялась и дернула его за ногу:

– Ну, колокол-бубенчик, пора…

Он прыгнул на пол и заскакал на одной ноге, натягивая кед.

– Фаддей… – сказала Юля. – Тебя так и звать «Фаддей» или можно поуменьшительнее?

– Можно Фаддейка… – Он стрельнул исподлобья золотой искоркой. – Я же еще не Беллинсгаузен.

"Фаддейка – это хорошо! – подумала Юля. – Это в самый раз. Фаддейка он и больше никто".

– А ты можешь ответить на один вопрос, Фаддейка?

Он весело распрямился:

– Хоть на тыщу.

– На один… Это здорово, что ты меня сюда привел. Но почему? Ни с того ни с сего, незнакомого человека…

– А… разве… – Он как-то старательно заморгал. – Ой-ей-ей… Разве вас не тетя Кира послала?

Юля молчала.

– Ой-ей-ей… – Фаддейка запустил пятерню в свои космы. – Она сказала: посиди на берегу у башни, придет одна тетенька… то есть молодая женщина, приезжая. Я, говорит, обещала, что ты ее на колокольню сводишь. Она, говорит, стариной интересуется…

Юлю кольнула ревнивая досада: не ее, значит, ждал Фаддейка. Но сразу она встревожилась:

– А где же та женщина? А тебе не влетит теперь?

– Ой, влетит, – охотно откликнулся Фаддейка. И решительно взял Юлю за рукав: – Пошли!

– Куда?

– К тете Кире. Ну, к нам домой. Скажешь, что я не виноват. А то мне знаешь как… Пошли!

– Но я же… Я не знаю… А это куда? Далеко?

– Не далеко. Средне. Вон там, за рекой, видишь красную крышу с двумя антеннами? Вот за тем домом еще квартал. Идем. Ну… Юля…

Не пойти – было бы все равно, что оставить Фаддейку в беде. Да и… не все ли равно, куда идти, если идти некуда?

– А это по пути на вокзал?

Фаддейка сразу как-то потускнел.

– Зачем тебе на вокзал? Ты разве уезжаешь?

– Наоборот, приехала. А на вокзале буду ночевать, больше негде.

– Ночевать – это ночью. А пока еще не ночь, – рассудил Фаддейка. – Пошли!

Внизу солнца уже не было видно, а закат светился ровный и широкий. И река от него светилась. Юля и Фаддейка прошли над плавной водой по зыбкому мосту. Он был подвесной, на тросах, и дощатый настил качался между быками-ледорезами.