— Разумеется, помню, — кивнул Денис Васильевич, который как раз тогда совершал свадебное путешествие но Европе. — Ну и что же он вам такого написал?
— Господин Ферингтон консультирует английскую полицию по вопросам преступлений, совершенных психически нездоровыми людьми, поэтому интересовался тем, не хочу ли я сам поработать в Скотланд-Ярде, где, по его словам, для меня имеется подходящая вакансия.
— Вы шутите? — Денис Васильевич во все глаза смотрел на задумчивого следователя и не мог поверить своим ушам. — Да неужели вы всерьёз думаете покинуть Россию?
Ответом было понурое пожатие плеч.
— Но чего вы так боитесь?
— Я привык смотреть на революционеров как на криминальный элемент, поэтому за время моей тридцатипятилетней службы в полиции у меня скопилось столько должников по другую сторону закона, что... Вы же сами понимаете, что сделает со мной наш общий знакомый господин Морев, как только каким-либо образом освободится с каторги.
Всё это было сказано с такой безнадёжной интонацией, что теперь уже встревожился и сам Винокуров.
— Так что тогда, — неуверенно спросил он, — может, и мне с женой снова вернуться в Швейцарию?
— Почему бы и нет? Чем чёрт не шутит... — И Гурский впервые за всё это время вскинул печальные глаза на своего озадаченного друга.
— Знаете, Макар Александрович, — после долгого молчания снова заговорил Винокуров, — но мне кажется, что нам лучше бы вернуться к этому разговору немного погодя. По-моему, сейчас для вас настали критические дни, которые надо просто пережить и тогда настроение непременно изменится.
— Возможно, им правы, — тускло улыбнулся следователь, — тем более, что у мужчин бывает гораздо больше критических дней, чем у женщин, разница лишь в том, что у женщин они регулярнее. — Устало пошутив в столь несвойственной ему манере, Макар Александрович стал прощаться.
Провожая его до порога, Винокуров вдруг вспомнил что так и не поздравил следователя с наступлением Нового года.
— Да лучше бы и не наступал вовсе! — безнадёжно махнул рукой Гурский.
— Что вы, Макар Александрович, что вы! Вы уже забыли, что в этом году я наконец-то стану отцом?
И тут вдруг Гурский впервые за их многолетнее знакомство обнял Дениса Васильевича и несколько мгновений молча держал в объятиях.
— Счастья вам и Елене Семёновне, — сказал он, окончательно уходя, — а на крестины я, разумеется, приду.
Денис Васильевич так растрогался от этого странного прощания, что немедленно поднялся в спальню жены и передал ей обещание Гурского, не став тревожить её предчувствиями старого следователя. В тихом семейном кругу он и сам скоро успокоился, позабыв об этом разговоре и увлёкшись придумыванием имени их будущему ребёнку.
Увы, но, поскольку этому ребёнку суждено будет родиться уже после начала Первой мировой войны, можно с печальной уверенностью предсказать, что спокойное благополучие наших героев окажется очень недолговечным...