— Пап, посмотри на него! Какой он необыкновенный, какой красивый… — И его пальцем по моей щеке проводит. — И настоящий, живой!
Роман Волкович не растерялся совсем и стал самостоятельно пальчиком водить по мне. По лицу, задевая губы, по шее (уже всей ладонью), заходя под рубашку, по руке, нежно теребя запястье и гладя каждый мой палец, по спине, задерживая руку на пятой точке эльфа. Он, что там хвост ищет? Он не переигрывает?
— И пахнет от него лесом сказочным! — продолжает славословить дочь.
И Роман Волкович носом по моей шее проводит с одной стороны, потом с другой. Чёрт! Он не переигрывает? Это больше на соблазнение похоже, чем на невинный сценарий именин. Вопросительно ищу его глаза, чё за фигня? А в его глазах ответа нет, его глаза почему-то злые, колючие, хищные. А ещё он кончиком носа пошевелил! Ага! Принюхивается, как волк жертву учуял. Жертва-то это я, видимо? Напрягает.
Сцена расставания мне удалась наиболее убедительно. Вновь поклон, и снимаю кулон с шеи, вам, прекрасная леди, на память… В глазах Алины слёзы:
— Папа, неужели Юли уйдёт навсегда? Давай его уговорим у нас пожить!
И тут этот волчара вероломно выдаёт:
— Давай уговорим!
Э-э-эй! Мы договаривались на один денёк и на тысячу баксов! Что значит «уговорим»? Алинка, конечно, милая, но…
— Мне нужно уходить, меня ждёт мой народ, милая леди!
— Но я тебя тоже жду! Ты мой единственный друг! Это мой самый лучший день рождения.
— Простите меня, Алина. Но я не могу остаться… Возможно, когда-нибудь я приеду ещё раз…
Девочка схватила отца за шею и зашептала ему в ухо:
— Папа, сделай, что-нибудь! Заплати ему! Пусть он живёт у нас! Ты же всё можешь!
Роман Волкович высвобождается от плена рук дочери и, прихватив меня за локоть, отводит в сторону типа поговорить, ведёт дальше и дальше от глаз Алинки. Ведёт за какой-то домик-сарайку во дворе их помещичьей двухэтажной усадьбы. Р-раз, и разворачивает эльфа к стенке, прижимает собой, вдавливает в стенку. Мне кажется, что домик пошатнулся!
— Ну что, Юленька, останешься?! — и я не понял тут, он спрашивает меня или уже утверждает?
— Роман Воль…фо… что вы делаете?
— Влюбил всё-таки?
— Я всё по сценарию делал.
— А ты помнишь, что я тебе обещал?
— Тыщу баксов! И это… отцепитесь от меня!
— Я хочу, чтобы ты остался!
— И быть вечным эльфом? Ни-за-что! Что вы делаете? — это он по мне руками шарить стал.
— Я хочу…
— Да не могу я остаться!
— Можешь!
Он схватил меня за шею и опасно приблизился к моим губам. Нифига! Не получится у тебя, режиссёр хренов:
— Это мне сейчас кажется или вы, действительно, меня выебать во дворике собственного дома на глазах у дочери собрались? В какой позе вам удобнее, Роман Вольфович?
Во-о-от! И меня отпускают. А на лице растерянность. Хм, скушал! Вот и отвали, волк, зубами щёлк. Нацепляю улыбку и выхожу из укрытия, к Алинке. Беру её за руки, целую в запястья, кланяюсь:
— Прощайте, милая леди!
И ухожу, подхватив лук. Ухожу под умоляющим взглядом девочки и… ненавидящим взглядом её отца. Весь путь через поле чувствовал на себе эти два взгляда, даже лопатки зачесались. Или, может, это крылья там прорезались? Крылья ангела…
В леске у дороги меня ожидала машина со стилистом Вадимом.
— Ну, как всё прошло? — интересуется стилист.
— Отлично, особенно ей понравились мои волосы и ушки!
— О! Я просто гений! — доволен стилист. Я начинаю переодеваться. И вдруг Вадиму звонок по мобиле.
— Аллёу! Добрый вечерок! С именинницей ещё раз!.. Да, он здесь ещё… Задержать его?.. А если я не смогу?.. Деньги?.. ладно… жду…
Я ведь не тупой, понял, что этот гений с другим гением разговаривал и разговаривал обо мне. Я ещё быстрее начинаю напяливать свою родную одежду. А Вадим мне заявляет:
— Не торопись, малыш. Подожди шефа.
— Не могу. Он мне не шеф, а мне домой нужно.
— Но я тебе денег не дам!
— Как это? А договор?
— А не я с тобой его подписывал, а шеф. Вот он тебе деньги и отдаст, жди его, он сейчас примчит к тебе!
— Мы договаривались по-другому! Ты должен был мне деньги отдать!
— С ним договаривались, с ним и выясняй.
Чёрт! Не бить же мне этого кокетливого цирюльника! Но без денег не уйду! Ради них всё затевалось. Буду лохом последним, если сейчас вильну хвостиком и уплыву к себе в нору.
Вижу — пилит, волчара. Решительно так, торопится, сердится. Подойдя к машине, рявкает стилисту:
— Вадим, очисти машину! — Тот стремительно из неё выпрыгивает. А потом мне: — Садись, живо!
— Вы деньги мне должны!
— Садись, пересчитаешь.
Сажусь, ручку к нему тяну, ну…
— Деньги вот! Выслушай меня! — начинает он говорить, потрясывая конвертом, при этом жёстко вбивая в меня каждое слово, не смотря в глаза, отвернувшись к окну. — Ты справился сегодня на все сто, ты молодец! У Алины глаза от счастья сверкают, она улыбалась наконец-то… А она не улыбается уже давно. Знаешь почему? Она больна. Я не знаю, сколько ей осталось, но ты должен понять желание отца, я хочу, чтобы всё это время она была счастлива, счастлива на всю катушку…
— Больна? Смертельно? — у меня защемило что-то внутри, заплакало, затрепыхалось. — Как? Чем? У вас ведь есть деньги! Разве вы не можете найти врачей?
— Деньги не могут сделать всё.
— Но вы и не пытаетесь!
— Откуда ты знаешь? Я сделал всё, что мог! И сейчас моё желание — сделать ещё что-нибудь. И я знаю, что принесёт ей радость. Ты!
Я всхлипнул. Он удивлённо повернулся ко мне:
— Ты плачешь?
Я кивнул своей глупой головой. Роман обхватил меня, обнял и уткнул лицом в свой свитер.
— Ну и плачь! А я вот не плачу никогда. Хотя бы ты за меня погорюй. Я заплачу тебе хорошие деньги. Много. Правда. Не обману. Просто поживи у нас. Побудь с Алинкой. Тебе даже эльфом быть не нужно. Она ведь прекрасно поняла, что ты нанятый артист. Просто ты очень похож, просто ты молодец! Плачь.
Я прогудел ему в грудину:
— А чем она болеет?
— Кровь. Кровь у неё… дурная.
— Это по наследству?
Роман дёрнулся и отцепил меня от себя. На его бежевом свитере остались мокрые пятна.
— Да. — И опять отвернулся к окну. Стал сжимать и разжимать руки в кулаки.
— Где её мать?
— У неё тоже была дурная кровь. Знаешь, как звали мою жену?
— Как?
— Юлька. Моя первая любовь. Как давно, как давно это было, что всё кажется неправдой. Как кино. Смотришь, смотришь, а потом только титры, в главных ролях… при съёмках никто не пострадал… и больше артистов не видишь…
— Вы её сильно любили?
— Любить сильно и несильно нельзя. Это — как дышать сильно и несильно. Любил и всё. Ты не думай, что у нас были какие-то шекспировские страсти, но любил… Ты очень на неё похож, правда…
— Я??? На вашу жену?
— Да. Я тебе покажу её фотку, ты поймёшь. Но ты не об этом думай, а об Алинке. Прошу тебя, поживи у нас.
— Но у меня институт…
— Ходи в свой институт, кто мешает-то?
— Но…
— Сколько ты хочешь?
— Вы думаете, что я меркантильный ублюдок? Что дело в деньгах? — заорал я. — Я и без договора поживу, ради улыбки её!
— Правда? — И он опять обнял меня и поцеловал в лоб. — Дурак ты, Юлька! Я всё равно тебе заплачу… Спасибо тебе. Только ты с Алинкой о матери да и о болезни не разговаривай. Тяжело ей.