— Семья, говорите, приезжает? — и посмотрел на меня.
Муна Гуай провел рукой по лицу от самой залысины до подбородка, вытирая пот, и подтвердил:
— Точно, семья! И вроде ребеночек у них есть…
Эта новость так меня обрадовала, что я слова не могла сказать. Никто не догадывался о моих страданиях, о том, как я хотела стать матерью. Цэнгэл, в раздумье поглаживая плечи, предложил старику табурет:
— Присядьте, Муна Гуай.
Муна Гуай снова вытер пот со лба и весело продолжал:
— Только что начальник из города звонил, доволен, что новая семья приезжает.
— А вы не узнали, откуда они?
— Из Сайншанда перебираются. Люди совсем молодые. Начальник о них хорошо говорит, а ведь он просто так хвалить не станет — у него каждое слово береженое, на вес золота.
— Вот хорошо–то! Теперь мы с тобой… Да что мы — всем тут жить веселей будет. А то ведь порой тоска прямо заедает.
Цэнгэл задумался, наверно, о новой семье, потому что лоб наморщил и замолчал.
Разговор возобновился, но я уже не слушала, думала о чужом ребенке. Дорог он. мне стал сразу, как будто я давным–давно его знаю. Почудилось, словно пухлые ручонки погладили меня по щеке, и больно сжалось от этого сердце. Маленький человек, которого я и увидеть–то еще не успела, завладел всеми моими мыслями. Опершись о спинку кровати, думала я о счастливой паре, которая с молодых лет обзавелась ребенком, узнала родительские радости.
— Они что, сегодня ночью приезжают? — хрипловатым голосом спросил Цэнгэл.
— Поутру. А часов в пять надо будет пути к шестичасовому проверить.
— Время–то какое нескладное выбрали. Снег не перестал?
— Нет, хлопьями валит.
— Значит, плохую погоду везут. Но что поделаешь, раз судьба с ненастьем дружит!
— И не говори. Верно, устали ребята с дороги–то. С самого Сайншанда ведь едут. Вон сколько до наших краев тряслись, да еще с малым чадом.
— Так они же поездом едут, не на верблюдах маются. Весело, надо думать, путешествуют, в тепле да уюте.
Муна Гуай ушел, обеими руками подхватив подол накинутой на плечи шубы. Я больше не могла сдерживаться и кинулась на шею Цэнгэлу, не скрывая своего счастья. По правде говоря, никогда прежде не проявляла я так открыто своих чувств к человеку, с которым были накрепко связаны и радости, и обиды моего сердца. Жизнь сурова, а раз так, думала я, надо принимать ее такой и стараться быть сдержанной. В нашем маленьком поселенье, где шесть человек топчут один клочок земли, дышат одним воздухом, зачем показывать другим, что у тебя на душе?
Цэнгэл пристально и даже с недоумением посмотрел на меня и наконец произнес:
— Что это с тобой? Как ребенок малый, ластишься.
Мне стало стыдно, даже щеки вспыхнули. Попыталась вспомнить, когда в последний раз в таком вот порыве дарила ему свою нежность и любовь, и не смогла. От равнодушия и холодного непонимания мужа радость моя сразу угасла, я вся как–то сжалась. Семейная жизнь наша показалась мне тусклой и однообразной. «Почему же не понимает он, что и у меня есть мечта?» — с горечью подумала я. Про себя я уже обвинила мужа в том, что нет у него отцовского чувства, что не интересуют его дети, что никого ему вообще по–настоящему не нужно. И сняла руки с его шеи. А Цэнгэл равнодушно взглянул на меня, потянулся всем телом и сказал:
— Спать пора, утром вставать рано.
Голос его показался мне таким далеким и невыразительным, словно шел не от него, а от холодных стен нашего домика.
— Не мешало бы протопить, люди в дом придут.
— Ничего, до утра тепла хватит.
— Стужа должна из их комнаты выйти. Ночью бы еще разок протопить.
— А дрова колотые есть?
— Есть… Ведь, говорят, ребенок у них, — сказала я почему–то с испугом.
— Ну и что?
— Ему холодно будет.
Я повязала платок, накинула шубу и подумала: «А ты спи себе».
Цэнгэл стал раздеваться.
— Разбери–ка сперва постель, а потом иди, — остановил он меня и опять потянулся, так что суставы хрустнули.
Не дело, когда жена забывает порядок и свои обязанности перед мужем. Есть люди, которые из мелкой ссоры раздувают большой скандал, и потом им только и остается, что разъехаться в разные стороны. Но Цэнгэл на меня пожаловаться не может. Да разве это труд — приготовить мужу обед да чашку чаю налить? Нет, долг каждой хорошей жены. Причина любой ссоры в доме — желание одного помыкать другим да пустое самолюбие. Моя мать прекрасно знала, что женщина должна в доме делать, и нас, дочерей, этой премудрости научила. Вот почему три года замужества прошли у меня спокойно и тихо. Если в семье любви не беречь, не уважать друг друга, мира не будет в доме.