Я почему-то с легкостью представила Бояринцева, сковывающего свою жертву
наручниками, а затем… О! Воспоминания о минувшей ночи нахлынули неожиданно и
накрыли меня с головой, отозвавшись истомой по всему телу. Приказ «Молчи!», отданный коротко и жестко, так, что я не смогла ослушаться, и все, что было потом…
Стоп! Я не должна об этом думать, по крайней мере, думать – так, словно мне это
понравилось, словно я хотела бы это повторить. Конечно нет! Но почему-то дыхание
сбилось, а низ живота тянуло жарко и сладостно.
Я остановилась и прислонилась к стене, чтобы перевести дыхание и сразу же
наткнулась спиной на что-то твердое вроде рычага или дверной ручки или –
повернуться и рассмотреть я не успела: что-то щелкнуло, и подвал погрузился в
темноту.
Приехали! Звуки музыки больше не слышались. Я что-то выключила… Надо
включить это обратно. Я стала шарить рукой по стене – но безрезультатно. Если и
был там какой-то выключатель, то я его не найду. Надо выбираться! И тут я с ужасом
поняла, что в кромешной тьме не представляю, куда идти. Но выбираться-то как-то
надо. Я усилием воли подавила подступающую панику и, придерживаясь за стену, стала медленно делать шаг за шагом. Надеюсь, что в нужную сторону. Прошло
несколько минут – а может, и больше, ощущение времени как-то совсем пропало, прежде чем я увидела впереди тусклое голубоватое свечение. Но не успела я
обрадоваться, как с той стороны раздался голос – слишком знакомый голос:
- Эй! Кто здесь?
Бояринцев.
По спине промчались мурашки, пальцы похолодели. Первая мысль – не
откликаться. Он меня не найдет в темноте. Прижмусь к стенке – и пройдет мимо.
Глупость какая! Он включит свет – и увидит меня.
Шаги приближались. Я слышала, как он споткнулся о что-то, чертыхнулся, теперь уже совсем рядом.
- Здесь я… - чуть слышно подала я голос. – Ульяна…
Важное уточнение. Не то опять с кем-нибудь меня спутает.
Бояринцев остановился и навел на меня фонарик из телефона.
- И что ты здесь делаешь? - в его голосе отчетливо слышался металл.
Мне вдруг стало очень неуютно и. . страшно. Такой Бояринцев казался опасным.
Нет, не казался - был опасным.
- Я… заблудилась, - сказала я. И вдруг неожиданно даже для себя добавила: - А
вы? Вы же сказали, что будете работать…
- Я и работал. До тех пор, пока кто-то не обесточил дом, - проворчал он.
А потом свет от телефона погас. И подвал погрузился в кромешную тьму.
- Ой! - вскрикнула я, Бояринцев снова чертыхнулся.
- Не «ой», а энергосберегающий режим, - буркнул себе под нос Бояринцев. А
потом уже сказал мне, протянув телефон: - Держи! Свети на стену.
Я шагнула вперед, в темноте споткнулась о его ногу и пошатнулась. В то же
мгновение меня подхватили сильные руки, и я оказалась слишком близко. Почти как
этой ночью. Я застыла. Его запах, его близость… От этого почему-то кружилась
голова, а мысли словно куда-то улетучились. Да что это! Ведь ничего особенного не
произошло – я падала, а он подхватил. Но даже этот совершенно естественный жест
сейчас казался невероятно порочным.
Прошло долгое мгновение – но он не выпустил меня из рук. Мы были
невыносимо близко, я чувствовала щекой жар его кожи. Казалось, стоит чуть-чуть
повернуть голову – и я коснусь его шеи. Стоило подумать об этом – и что-то
случилось с дыханием, я вдохнула, рвано и жадно. О, это было зря. Потому что
вдохнула тот едва уловимый, одуряющий запах – запах вчерашнего. Меня будто
прошило током.
Еще одно долгое мгновение – он все еще меня не отпускал. Его руки на моей
спине – словно он и вправду держит меня в объятиях. По-настоящему, как желанную
женщину, а не просто как неуклюжую дамочку, которая так и норовит что-то
сломать или испортить. Мне даже показалось, что он сжал меня чуть крепче.
Еще секунда – и ничего не меняется. Я все так же стою, уткнувшись носом в его
плечо. Знаю, что пора отстраниться, - и не могу.
Нет, могу! И сделаю!
- Извините, тут темно, я ничего не вижу, - виновато шепчу я, делаю
микроскопический шаг назад, поднимаю голову, и смазанно касаюсь губами
подбородка. И снова чуть не падаю, потому что ноги вдруг стали ватными.
А потом раздается щелчок – и я жмурюсь от света. И почему я только думала, что
он тусклый? Слишком ярко! И мне кажется, что по моему лицу сейчас все можно
прочесть. Поэтому я отворачиваюсь и почти бегу в сторону ступенек.