— Так было бы лучше для вас, герр Шилль, ведь ситуация складывается не в вашу пользу. В вашем списке уже числятся: предоставление ложных сведений офицерам полиции, воспрепятствование разыскным мероприятиям и срыв уголовного рас следования. Дуэль повлекла бы за собой угрозу вооруженного насилия, нарушение закона об оружии, подстрекательство к совершению преступления, угрозу преступления, покушение на причинение телесных повреждений, нарушение общественного спокойствия. Я ничего не упустила, Зандлер?
Тот снова надел очки и оторвал взгляд от своего блокнота.
— Фальсификация преступления. Лишение свободы на срок до трех лет.
Полицейские уставились на Шилля, ожидая его реакции. Шилль покачал головой и бойко затараторил:
— Погодите, я тоже умею подводить итоги. Кто превысил скорость? Не я, а Марков. На фото я его не узнал — ну с кем не бывает? Идем дальше. Кто фальсифицировал преступление? Снова не я, а Марков. А кто пришел к вам с обвинительным заявлением? Все тот же Марков. Мне кажется, этот человек не в своем уме; вероятно, у него паранойя. В принципе, при его работе это и неудивительно.
Танненшмидт мысленно отметила, что в целом она видела ситуацию аналогично тому, как ее обрисовал сейчас Шилль, и именно такой она и хотела ее видеть. Им было совершенно нечего предъявить этому человеку. Слова Маркова и полученная им депеша не являлись должным основанием даже для ордера на обыск. Старший инспектор кивнула своему помощнику, и тот поднялся.
— Было бы хорошо, если бы впредь вы воздерживались от подобных шуток. Хорошо для вас, я подчеркиваю. Поверьте, обыск дома — процедура малоприятная, особенно… — Она кивнула на штабеля коробок вдоль стен. — …Особенно в вашем случае. Скажите, а как люди вообще становятся букинистами?
— Совершенно не желая ими стать. Это самый безопасный способ. Среди букинистов есть и книготорговцы, оставшиеся без работы, и недоучившиеся студенты богословских и филологических факультетов.
— А вас что привело на эту стезю?
— По образованию я артист. Долгое время подрабатывал в службе организации переездов. Фирма занималась также расчисткой и утилизацией имущества в старых имениях, где, собственно, мне и попадались горы никому не нужных обтрепанных книг. Вытащишь, бывало, одну, другую, читаешь, не можешь оторваться, и с какого-то момента это перерастает в самую настоящую зависимость.
Инспектор огляделась и остановила взгляд на доске, на которой были выложены десятки небольших камней, снабженных этикетками с указанием дат и географических названий: Париж, Санкт-Петербург, Варшава, Хазенхайде, Каруж, Уихокен, Ухуфельзен…
— Вы собираете камни в местах, где происходили дуэли?
Шилль кивнул.
— Что за Ухуфельзен?
— Гора неподалеку от Рудольштадта. Там дрался на дуэли Фаллада.
— Каруж?
— Район Женевы. Там состоялся поединок ме жду Лассалем и фон Раковицей.
Рядом лежали брошюры и тетради, Таннен шмидт взяла одну. Это был «Кодекс чести СА». Повертев брошюру в руке, старший инспектор вопросительно взглянула на Шилля:
— Можно?
— Пожалуйста, — сказал Шилль, — надеюсь, вы не примете меня за нациста.
Вместо ответа Танненшмидт прочитала вслух:
— «Кодекс чести СА. Действителен для всех структур, которые подчиняются высшему руководству СА. Верховный руководитель СА: Адольф Гитлер». — Она перелистала страницы и продолжила: — «Честь — величайшее благо. Сохранение и защита чести для каждого немца должны быть важнее сохранения и защиты жизни, ибо какова честь человека, такова и честь народа, и какова честь народа, таков и вес его среди народов. Бесчестные люди всегда будут рабами. Но Германия должна быть свободной…»
— Знаете, что любопытно? — встрял Шилль.
Инспектор подняла взгляд.
— Совсем недавно я листал документы, посвященные одной дуэли — последней дуэли, устроенной нацистами, загадочные последствия которой, представьте себе, ощущаются в мире по сей день. Даже Гитлер не остался равнодушен к тому, что тогда произошло, но это я просто к слову. В общем, когда читаешь этот кодекс и другие нормативные акты, диву даешься, насколько четко все было регламентировано: дело о предстоящем поединке рассматривал суд чести, прописывалось, в каком звании или чине должны быть председатель и другие члены судейской коллегии, документация велась по строгим правилам: следовало подробно указать, кто инициировал слушание, кто его проводил, что постановили и многое другое. Однако нигде не говорится, что представляет собой нарушение чести. Просто подразумевается, что все и так знают ответ.