- Федосевна! – раздался голос от калитки. – Можно войти? Не прогонишь утреннего гостя?
У невысокой, по пояс, изгороди стоял Федор Иванович Копытин, местный участковый. Немолодой уже мужик, в форме, с кобурой на ремне и папочкой под мышкой. Все, как полагается. Участкового в поселке уважали. И в первую очередь за то, что без дела людей не дергал, но если дело действительно случалось, то вцеплялся мертвой хваткой. Среди лиц, не склонных соблюдать закон, Копытин получил прозвище Бульдог.
- Заходи уж, коли пришел. Все равно просто так от тебя не отвязаться. В дом проходи, сейчас завтракать станем.
- Да нет, в другой раз. С утра нынче дел много накопилось.
Участковый прошел в калитку, остановился рядом с хозяйкой.
- Люди говорят, что у тебя, Федосевна, нынче постоялец был.
- Был да сплыл. Ушел он, вот уж полчаса как.
Со станции донесся гудок электрички.
- А теперь и уехал. Так что тебе некуда теперь спешить. Расскажи лучше обстоятельно: что тебе от парня надобно?
- Да от Алевтины заявление поступило – мол, ограбил он её. Пять тыщ из кассы унес.
- Ты сам, поди, знаешь, что Алевтине веры нет. Вчера мать её жаловалась – вытащила у неё из похоронных денег две тыщи, паскуда. Её саму бы куда подалее отправить, там ей самое место.
- Ты ж знаешь, Федосевна, без заявления я ничего сделать не могу. Мать на дочь заявление в жисть не напишет. А от Алевтины заявление есть, значит, отработать его я должен. И оформить соответствующим образом. Ладно, уехал, так уехал. А что он собой представляет, постоялец твой?
- Да ничего особенного не представляет. Молодой парень, жизнью крепко битый. Но стержень в нем есть, и совесть присутствует. Вина не пьет, табака не курит, матом не ругается, лишнего не говорит. А ты чего им так интересуешься? Всяко ведь не из-за Алевтины. Говори, не увиливай!
Участковый помялся, но всё же решил ответить.
- Ориентировка пришла из самой Москвы. На-ка вот фото, погляди: он? Не он?
Дарья Федосеевна взяла фотографию. Сходство было. Правда, весьма отдаленное, но было.
- Чуток похож, но не он, - уверенно сказала она, возвращая карточку. – А гостя моего ты не тронь. Ты знаешь ведь, что внучка у меня больна? Что врачи от неё отказались?
- Знаю, как не знать, - пожал плечами участковый.
- И что я Валюшку собралась к целителю везти знаешь? Что деньги вот уж сколько собирала?
- И это знаю. Работа у меня такая, всё знать.
- Так это он и был, целитель тот, точно тебе говорю. Вальку за вечер вылечил. Просто посмотрел на неё – и готово, здоровой девка стала. А теперь подумай башкой своей: отчего такой человек может из большого города сорваться и по дальним поселкам прятаться? Отчего его начальство твое ищет? Видать, генерал какой захотел под себя его поставить, чтобы лечил только по его слову. Так что не скажу я ничего. А спросят – ничего не видала, никого не привечала. И внучку научу. А коли решишь начальству своему доложить, ко мне можешь больше даже близко не подходить. Все, иди, дел у тебя много. А у меня ребенок голодный, его кормить надо.
***
- Что вы можете сказать в свое оправдание?
Следователь нависал необъятным пузом над подполковником. От него несло луком и дешевым одеколоном, и Усольцев невольно поморщился. Его и без того мутило: что вы хотите, неслабое сотрясение мозга, а тут еще этот вонючка. Но ответил он твердо:
- Мне не в чем оправдываться. Я ни в чем не виноват.
- У меня другие сведения, - не унимался следак. – Вы сорвали вербовку объекта, позволили ему скрыться, возможно, были с ним в сговоре.
- Чушь. Я выполнял распоряжения вышестоящего начальства.
- Ваши утверждения ничем не подтверждаются.
Подполковника крутили уже несколько дней, несмотря на категорические запреты врачей. Впрочем, кто будет слушать врачей, когда у начальства зад подгорает! Он не знал, что происходит, но догадывался, что история с Меркушиным дошла до самого верха, там оценили эпичность провала и, озлясь от понимания размеров упущенной выгоды, принялись казнить и миловать, невзирая на реальное отношение к делу. Главным образом, казнить. Наверняка все козлы отпущения уже назначены и он, Усольцев, среди них самый первый и самый крупный.
- А мне насрать, - выдал он резюме своим мыслям. – Тебе вообще что от меня надо? Признаваться я ни в чем не буду. Нужные тебе выводы ты и сам напишешь, а помогать тебе дело стряпать я не стану. Не маленький, сам справишься.
- Вот, значит, как! Вы, значит, отказываетесь помочь следствию!
- Ты еще спой песенку про разоружение перед партией. Я что не вижу? Ты ведь не виновных ищешь, а крайних. Вот и ищи самостоятельно. А мне каяться не в чем, у меня совесть чиста и перед страной, и перед конторой, и перед самим собой.