* * *
В другой раз, войдя к дочери в то время, когда рабыни одевали ее, он увидал на ее одеждах седые волосы; она начинала уже седеть и приказывала своим женщинам тщательно вырывать у нее каждый седой волос. Август спросил ее:
— Скажи, что ты предпочла бы: быть седой или быть лысой? Юлия отвечала, что лучше желала бы поседеть.
— Так зачем же ты позволяешь своим служанкам делать тебя лысой, вырывая твои волосы?
* * *
Очень остроумна проделка одного греческого поэта, поднесшего Августу свои стихи. Август все не принимал его стихов и не награждал его, и так повторилось много раз. Однажды, в ответ на новое подношение, Август быстро написал сам небольшой стишок на греческом языке и подал его поэту. Тот сейчас же прочитал произведение кесаря и сталь громко восхвалять его, а потом подошел к Августу и, подавая ему несколько монеток, сказал:
— Прости, государь, дал бы больше, да не имею. Выходка, насмешившая всех присутствовавших, понравилась и кесарю, который выдал греку крупную денежную награду.
* * *
Какого-то старого отставного воина за что-то тянули к суду, и он умолял Августа помочь ему. Кесарь назначил ему искусного защитника. Но старый солдат заметил, что когда надо было защищать кесаря, то он самолично шел в бой, а не посылал кого-либо вместо себя. Август так убоялся показаться неблагодарным, что принял на себя лично защиту старого служаки на суде.
Но по отношению к нему люди часто бывали неблагодарны. Однажды он уплатил долги за кого-то из своих друзей, даже не дожидаясь, чтобы тот его попросил об этом. А тот, вместо благодарности, упрекнул кесаря в том, что, дескать, заимодавцы мои получили деньги, а мне-то самому тут что досталось?
* * *
Однажды, присутствуя на каком-то общественном зрелище, Август увидал знатного человека, который без стеснения закусывал на глазах у публики. Кесарь велел ему сказать: «Когда я хочу есть, то ухожу домой».
— Хорошо ему говорить, — отвечал тот, — он кесарь, его место в цирке за ним останется, когда он уйдет, а мое мигом займут, стоит мне отойти.
* * *
Среди других римских кесарей можно отметить не так уж много остроумцев. Кое-какие острые слова приписываются Юлию Цезарю, Веспасиану, Диоклетиану, Галлиену.
Юлий Цезарь будто бы сказал какому-то воину, хваставшемуся своими подвигами и, между прочим, полученной им раной в лицо:
— Когда бежишь с поля битвы, никогда не надо оглядываться. Впрочем, эта острота приписывается также и Октавиану.
* * *
Однажды, видя какого-то оратора, который, произнося речь, все качался из стороны на сторону, Цезарь пошутил, что этот человек стоит на земле слишком нетвердо, а потому и слова его ничего не стоят.
* * *
Угрожая смертью Метедлу, стороннику Помпея, Цезарь говорил ему:
— Помни, что для меня труднее сказать, нежели сделать.
* * *
Другие его знаменитые слова: «Жребий брошен», «Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме» и прочие, конечно же, остроумны, но не в юмористическом смысле слова.
Веспасиан сказал кому-то, ругавшему его неприличными словами, что «не убивает собак, которые на него лают».
* * *
Сын Веспасиана, Тит, высказывал отцу неудовольствие по поводу налога, которым он обложил публичные туалеты. Веспасиан будто бы подал сыну монету и спросил его, чем она пахнет, и на его отрицательный ответ сказал ему:
— Видишь, ничем не пахнут, а между тем, взяты из дерьма… Деньги не пахнут.
* * *
Веспасиан вообще был шутником дурного вкуса. Извещают его, например, что решено воздвигнуть ему памятник очень высокой стоимости.
— Вот вам и пьедестал для него, — говорит кесарь, показывая на кучу собственного дерьма, — кладите его сюда.
* * *
Незадолго до смерти, уже чувствуя ее приближение, он все еще не упускает случая пошутить. Намекая на существовавший у римлян обычай объявлять своих императоров после их смерти божествами, он говорил:
— Должно быть, скоро я сделаюсь богом.
* * *
Адриана I один человек, уже седеющий, просил о какой-то милости. Адриан отказал ему. Тогда проситель выкрасил себе волосы и вновь стал докучать кесарю.
— Но недавно меня уже просил об этом твой отец, — сострил Адриан, — и я ему отказал.
* * *
Однажды тот же Адриан дал нищему денег на покупку приспособления, соответствующего нашей мочалке, которым римляне в банях терли себе тело. В другой раз его осадила уже целая толпа нищих, клянчивших у него подачки на ту же мочалку.
— Обойдетесь и так, — отвечал Адриан, — потритесь друг о друга.
* * *
Про Галлиена рассказывают, что он однажды наградил венком победителя какого-то гладиатора, который нанес быку двенадцать ударов, прежде чем поразил его насмерть. В публике поднялся ропот, но Галлиен объявил, что считает это подвигом, потому что «столько раз дать промах по быку — дело нелегкое».
* * *
Диоклетиану было предсказано, что он вступит на трон после того, как убьет кабана, и он, поверив этому, вел необычайно ожесточенную охоту на кабанов. Но в кесари вместо него все проскакивали другие. Тогда он сказал:
— Кабанов-то убиваю я, а едят-то их другие.
* * *
Много острых слов приписывается знаменитому Цицерону.
— Не надо терять надежды, — говорили ему после того, как Помпей, сторонником которого был Цицерон, потерпел поражение, — у Помпея остается еще семь орлов (т. е. знаков с орлами, знамен при легионах).
— Это бы кое-что значило, если б мы сражались с воронами, — отвечал Цицерон.
— Кто был твой отец, Цицерон? — спросил его некто, чья мать пользовалась не совсем хорошей славой.
— А ведь твоей матери, — отвечал Цицерон, — пожалуй, было бы трудно отвечать, кабы ей сделали такой вопрос о тебе.
* * *
Когда у него спрашивали, какая из Демосфеновых речей ему нравится больше всех, он отвечал:
— Которая всех длиннее.
* * *
При обсуждении закона в сенате один из сенаторов, Галлий, человек весьма преклонного возраста, сказал, что пока он жив, он не допустит издания такого закона.
— Ничего, можно и подождать, — заметил Цицерон, — Галлий назначает очень недолгую отсрочку.
Когда его упрекали в том, что он больше сгубил людей своими обвинительными речами, чем спас защитой, он отвечал:
— Это правда, ибо у меня совести больше, чем красноречия.
* * *
Один человек, хваставший глубоким знанием законов, на самом же деле, как всем было известно, круглый невежда в них, был однажды вызван в суд свидетелем по какому-то делу и на обычный вопрос отозвался, что он ничего не знает.
— Ты, верно, думаешь, что тебя спрашивают что-нибудь о законах? — заметил на это Цицерон.
* * *
Друг Цицерона Аттик в старости столь жестоко страдал от водянки, что решился уморить себя голодом. Но голодание, вместо того чтобы убить его, наоборот, прекратило его болезнь. На убеждения врачей, что теперь он здоров и что ему остается только пользоваться жизнью, он отвечал:
— Я уже так близко подошел к смерти, что мне совестно возвращаться вспять.
И он доморил себя голодом.
* * *
Угощая Цицерона за ужином вином, хозяин настойчиво обращал его внимание на качества напитка, уверяя, что вину этому сорок лет.
— Скажи, пожалуйста, — заметил Цицерон, — а каким оно еще выглядит молодым для своих лет!
* * *
— Кто это привязал моего милого зятя к мечу? — острил он над чрезвычайно малорослым мужем своей дочери.
* * *
Некто Ваниций попал в консулы, но проконсульствовал всего лишь несколько дней. Цицерон говорил про него, что в его консульство свершилось настоящее чудо: не было ни весны, ни осени, ни лета, ни зимы.
* * *
Этот же Ваниций упрекал Цицерона, зачем тот его не посетил, когда он был болен. Цицерон отвечал, что собрался было его навестить во время его консульства, но в дороге его застигла ночь, — намек на кратковременность этого консульства.