— Дядя Джем! — радостно воскликнул Мэттью. — Что ты здесь делаешь?
Идрис, 1899.
Мэттью Фэйрчайлд редко выходил из себя. А когда до этого доходило, каждый подобный случай попросту не забывался. В последний раз это произошло около двух лет назад во время его короткого пребывания в Академии Сумеречных охотников — школе, нацеленной на массовый выпуск идеальных орудий для убийств демонов.
И началось все тогда, когда половина школы собралась на самом верху башни после инцидента с демоном в лесу, наблюдая за прибытием родителей. Обычно хорошее настроение Мэттью и без того уже было подпорчено. Его лучшего друга Джеймса обвиняли в том происшествии просто потому, что Джеймсу не повезло родиться с крошечным, буквально незначительным количеством демонической крови в венах, а также со способностью — как думалось Мэттью, невероятно удачливой — превращаться в тень.
За что Джеймса и исключили. А фактических виновников произошедшего, Аластера Карстаирса и его поганых друзей, исключать никто не стал. Жизнь в целом и Академия в частности являли собой самый настоящий парад несправедливости. Мэттью даже не довелось спросить у Джеймса, хотелось бы тому стать его парабатаем или нет.
И он планировал предложить ему стать боевыми товарищами в столь сложной и элегантной манере, чтобы у Джейми не было и шанса отказаться. Отец Джеймса, мистер Эрондейл, прибыл одним из первых родителей. Они видели, как он шагнул за ворота — черные волосы были растрепаны от ветра и ярости.
Несомненно, мистер Эрондейл оставлял о себе определенное впечатление. Несколько девочек, которым дозволили приехать в Академию, бросали на Джеймса изучающие взгляды. Тот же, по привычке зарывшись в книгу с головой, не отличался столь же модной стрижкой и вообще вел себя достаточно скромно, но, тем не менее, разительно походил на своего отца.
И Джеймс — благослови Ангел его рассеянную душу — не замечал пристального внимания. Потому что и так погрузился в отчаяние из-за исключения.
— Боже, — пробормотал Юстас Ларкспир. — Наверное, круто иметь такого отца.
— Слышал, он сошел с ума, — Аластер засмеялся каким-то лающим смехом. — И неудивительно — жениться на создании с адской кровью и завести детей, которые…
— Прекрати, — тихо сказал малыш Томас.
К всеобщему удивлению, Аластер, закатив глаза, замолчал. Мэттью хотелось самому заставить Аластера остановиться, однако Томас его опередил, и другого способа заставить его замолчать насовсем, помимо вызова на дуэль, ему в голову не приходило.
Да и то дуэль могла не сработать. Аластер не был трусом и, скорее всего, принял бы вызов, после чего болтал бы вдвое больше. Помимо всего прочего, ввязываться в драки было не в стиле Мэттью. Нет, он мог драться, просто полагал, что насилие не решало большинство проблем. За исключением, конечно, причиняющих урон миру демонов — в этом случае насилие было оправданным. Покинув башню, Мэттью бродил по коридорам Академии, пребывая в ужасном настроении.
Несмотря на его любовь к размышлениям, он понимал, что не может надолго упустить из виду Кристофера и Томаса Лайтвудов. Когда ему было шесть, старший брат Мэттью, Чарльз Буфорд, и мама уехали из дома на встречу в Лондонском Институте. Шарлотта Фэйрчайлд была Консулом — самым важным человеком в среде сумеречных охотников — и Чарльзу всегда была интересна ее работа; он никогда не обижался на нефилимов за то, что они занимали все ее свободное время.
И, когда они собирались уезжать, Мэттью плакал в холле, отказывался отпускать маму и цеплялся за ее платье. Тогда мама присела перед ним и попросила присматривать за папой, пока их с Чарльзом не будет дома. И Мэттью серьезно подошел к этой задаче. Папа был гением и, как полагало большинство людей, инвалидом, потому что не был способен ходить.
Если за ним не присматривали, он, захваченный изобретениями, забывал поесть. Папа не мог обойтись без Мэттью, и именно поэтому его отправка в Академию была абсурдной в первую очередь. Мэттью нравилось присматривать за людьми, и он был в этом хорош. Когда ему было восемь, он обнаружил в отцовской лаборатории Кристофера Лайтвуда, выполнявшего, как объяснил папа, очень занимательный эксперимент. И, когда Мэттью заметил, что в лаборатории стало на одну стену меньше, он принял Кристофера под свое крыло.
Кристофер и Томас были кузенами — их отцы были родными братьями. Мэттью же им родным кузеном не приходился: он просто называл их родителей тетя Сесили, дядя Габриэль, тетя Софи и дядя Гидеон из вежливости. Их родители были друзьями. У мамы не было близких родственников, а семья папы не одобряла того факта, что мама являлась Консулом. Джеймс приходился кровным кузеном Кристоферу, поскольку тетя Сесили была сестрой мистера Эрондейла. Мистер Эрондейл возглавлял Лондонский Институт, и Эрондейлы всегда жили сами по себе. Злые языки объясняли это тем, что они считали себя выше остальных и сильно зазнавались, но Шарлотта называла таких людей невеждами. Она объяснила Мэттью, что Эрондейлы держались особняком из-за недоброжелательного отношения к миссис Эрондейл — Мэттью с удивлением заметил крошечную улыбку Томаса, хотя тот и скрыл ее как можно скорее, уважая его чувства. Томас, будучи кротким, сильно страдал от отношений со своими сестрами.