Через пять минут нашего разговора я принимаю решение насчёт суда Келли-Фрая: я не буду его требовать. Мы всё равно проиграем, и это будет пустой тратой времени, но я не поэтому его не добиваюсь. Если мы в итоге проиграем процесс, и Вилли приговорят к смертной казни, я хочу подать апелляцию его будущему адвокату, основываясь на том, что его адвокат-идиот Энди Карпентер даже не просил о слушании по делу Келли-Фрая.
Меня больше интересует беседа с доктором Лэмпли о сборе доказательств по этому делу. Именно в этой области ДНК часто подвергается критике, и подобное дело предоставляет больше возможностей, чем любое другое. Доказательства были собраны в то время, когда ДНК-анализ находился на относительно раннем этапе развития, и использовались менее сложные методы сбора. Если мы сможем доказать, что этот сбор был ошибочным, то результаты будут бесполезны для обвинения.
Доктор Лэмпли соглашается изучить дело и связанную с ним работу полиции. Предложение не слишком щедрое, ведь он берёт с нас триста долларов в час, но я согласен. Я пока не говорю ему, что не собираюсь проходить тест Келли-Фрая, поскольку почти уверен, что это охладит его энтузиазм. С подготовкой и презентацией тест Келли-Фрая обойдётся ему в двадцать тысяч. Это гораздо лучше, чем проверять выпускные экзамены.
Покончив хотя бы на время со скучными разговорами о ДНК, пора сосредоточиться на истории Уилли Миллера, если, конечно, у него есть история. Я беру Кевина и Лори с собой в тюрьму, чтобы они услышали всё сами.
Вилли уже вернулся в основной зал, и лишь небольшая повязка выдаёт его веселье в комнате отдыха. Его глаза чуть не вылезли из орбит, когда он увидел Лори. После того, как я представил всех, Вилли помахал пальцем между мной и Лори и сказал мне с похотливой ухмылкой: «Ууууххх… ты и она?» Когда он это сделал, я сразу же стал сторонником смертной казни.
«Не начинай, Вилли. Мы здесь, чтобы поговорить о тебе».
Все еще глядя на Лори, он говорит: «Мужик, твоя жизнь намного интереснее моей».
Мне наконец удалось вернуть его в колею, и мы обсудили ночь убийства. Он, кажется, помнит, как пришёл на работу в тот вечер, но всё последующее — словно провал, вызванный алкоголем.
«Ты помнишь, когда ты начал пить?» — спрашивает Лори.
«Ты имеешь в виду ту ночь?»
Она кивает, и он говорит: «Нет. Я бы не стал, вот что странно. Но, кажется, всё-таки стал, да?»
«Судя по анализам крови, — говорю я. — У вас когда-нибудь были проблемы с алкоголем?»
"Неа."
«Как долго вы работаете в этом баре?»
«Примерно шесть месяцев».
«Были какие-нибудь проблемы до той ночи? Какие-нибудь инциденты? Вас когда-нибудь за что-нибудь ругали?»
Он качает головой. «Нет. Я выполнял свою работу и никого не трогал».
«А как насчет следов от игл на твоих руках?»
Вилли реагирует на это, напрягаясь и вспыхивая. «Я никогда не принимал наркотики. Никогда».
Это, конечно, бессмыслица. Я видел следы на полицейских фотографиях. «Тогда откуда взялись эти следы?»
«Знаешь, что значит «никогда»? Я никогда не принимал никаких наркотиков. Я ничего не знаю о следах от уколов. Скажи им, чтобы перестали впаривать эту чушь, мужик».
Мы допрашиваем Вилли ещё час, но это ни к чему не приводит. Он никогда раньше не видел Дениз Макгрегор, понятия не имеет, что произошло той ночью, но не может поверить, что мог кого-то убить. Это не слишком убедительные доказательства для присяжных.
Я прихожу домой, и меня встречают, мягко говоря, бурными овациями. Тара, кажется, рада меня видеть, виляет хвостом и любезно принимает вечернее печенье. Николь же более сдержанна, ведь она всё ещё не оправилась от инцидента с автоответчиком. Должна признаться, что и я сама ещё не до конца отошла от этого, и я ещё раз проверяю все двери и окна, чтобы убедиться, что они заперты.
Мы едим дома, потому что Николь, похоже, не горит желанием идти в ресторан с самым известным сутенёром Нью-Джерси. Меня это вполне устраивает, ведь у меня куча дел. Я всё ещё работаю над этим в час дня, а потом засыпаю на диване, положив голову Тары мне на бедро. Мальчик и его собака.
На следующее утро я оцениваю ситуацию и не чувствую удовлетворения. Я почти ничего не узнал, чтобы помочь Вилли Миллеру, а суд стремительно приближается. Я также понятия не имею, какие тайны скрываются за фотографией и деньгами моего отца, и не понимаю, почему меня преследуют и угрожают. Пока всё плохо.