«У вас есть какой-нибудь прогресс?»
«Да ничего особенного», — стонет Николь от разочарования, но я продолжаю говорить с Филиппом, который кладёт руку ей на голову, чтобы успокоить. «Ты проверяла Браунфилд?»
Он кивает. «Да. Он учился в бизнес-школе в Лондоне весь год, когда была сделана эта фотография».
«Возможно, он вернулся на одни из школьных каникул».
Филип снисходительно улыбается, словно я — какой-то житель глуши, пытающийся понять большой город. «Я потянул за несколько ниточек и связался с иммиграционной службой. По их данным, он находился в Лондоне четырнадцать недель подряд, начиная с этой даты. Если дата верна, то это точно не Браунфилд».
Это ещё одна тревожная новость, которая пополнила мою стопку уже имеющихся. Мы с Лори были уверены, что это был Браунфилд, и что его категорическое отрицание было вызвано его участием в каком-то преступном заговоре. Если он был за границей, то теряет связь с фотографией и датой, когда мой отец получил деньги. Моё лицо, должно быть, выражает разочарование и досаду, потому что Филипп тут же набрасывается на это.
«Могу ли я предложить что-нибудь?» — спрашивает он. Скромность ему не очень удаётся.
"Конечно."
«Поскольку мы не знаем, что или кто за этим стоит, я предлагаю вам устранить потенциальную опасность».
«И как мне это сделать?»
«Отказавшись от дела об убийстве. Оно всё равно не принесёт много денег, и, в любом случае, деньги тебе больше не нужны. И, возможно, стоит перестать смотреть на эту фотографию. На всякий случай».
Меня очень раздражает, особенно предложение отказаться от дела Миллера. Он что, думает, что это видеоигра? Неужели он не понимает и не уважает, что на кону реальная жизнь?
«Филипп, если ты не против, это просто смешно. Я доведу дело до конца. Моему клиенту грозит пожизненный срок».
«Он уже проиграл один суд. И вы, как и я, знаете, как мало шансов переломить ситуацию. Чёрт возьми, когда я работал прокурором, я бы умолял взять меня за такое дело».
Уверен, это правда, ведь Филипп был там только ради огласки. Я собираюсь ему ответить, но он всё ещё не сдаётся. «Кроме того, Эндрю, — говорит он, — жизнь Николь под угрозой».
«На самом деле, нет. У меня есть. Но я понимаю твою точку зрения и уже предложил Николь уехать в безопасное место, пока всё это не закончится. Может быть, ты сможешь убедить её в моей правоте». Мы говорим о Николь так, будто её нет, а когда рядом Филипп, её фактически нет. Мне грустно, что исчезновение той Николь, которую я знал, произошло именно при мне.
Затем Филипп наносит свой круговой удар справа. Он говорит мне, что я не могу ясно мыслить, и если бы я рассуждал, то понимал бы, что любое открытие может негативно повлиять на память моего отца.
«Мой отец ни разу в жизни не нарушил закон», — говорю я.
Он подходит и обнимает меня за плечо. Мне, наверное, даже больше нравится обнимать, чем целовать. «Послушай, мы тут все родственники. Я на твоей стороне. Но, Эндрю, твой отец не заработал два миллиона долларов, развозя газеты. Если бы заработал, он бы не скрывал и не трогал это все эти годы. Ты должен смириться с этим фактом».
В этом Филип, конечно, прав, и после его ухода я пытаюсь похоронить эту правду в горе бумаг. Но безуспешно. Поэтому я пытаюсь немного поспать, ведь завтра у меня первая встреча с Хэтчетом на его стадионе, и мне лучше быть готовой, потому что он и Уоллес точно будут готовы. Но и это мне не удаётся; я не могу перестать думать о том, что мой отец никогда не прикоснётся к этим деньгам.
Я отчётливо помню время, когда мне было одиннадцать. Моя спальня находилась рядом с кухней, но было уже за полночь, и родители считали, что я сплю. Но это было не так, и странные интонации в их голосах, особенно в голосе отца, не давали мне уснуть, и я прикладывал ухо к стене.
Они обсуждали мою просьбу, поданную ранее в тот же день, поехать в лагерь с ночёвкой предстоящим летом. Просьба не казалась неразумной: два моих лучших друга уже были там годом ранее и собирались вернуться. Но лагерь стоил больше двух тысяч долларов, плюс всё снаряжение и одежда, и именно эти финансовые обязательства обсуждались моими родителями.
«Ты должен сказать ему, Нельсон, — сказала моя мать. — Он взрослый молодой человек, он поймёт».
«Я знаю, что он так и поступит», — ответил мой отец. «Но я просто не готов сдаться и отказаться от управления этим».
Мама заметила, что у них сейчас просто нет денег, и что в любом случае летний лагерь — это роскошь, а не необходимость. Лучше копить деньги на колледж, который, по её словам, уже не за горами.