Из моих глаз покатились слёзы. Я поняла, что они настоящие, уже когда обнимала брата за шею. Это случилось так внезапно, что я не сообразила. А он даже не отшатнулся, только притянул меня к себе и приподнял за пояс.
И тут меня прошиб холодный пот. Страх перед новой болью сковал всё моё тело, даже дыхание остановилось. А потом я поняла, что не ощущаю её. Боли нет. Тогда меня повторно обдало ужасом и паникой, ведь это означало, что Люк…
Я отшатнулась и попыталась вглядеться в его лицо, но обнаружила там не то, что ожидала. Глаза привыкали снова видеть постепенно, рывками и с головокружением. После того, как размытость и беспорядочное мельтешение бликов превратилось в нормальную картинку, я внимательно присмотрелась. Даже не обратила внимания на то, какой у меня красивый брат. И как он похож на отца. Я с замиранием сердца ждала увидеть муки на лице, отражение его страданий, что Люк забрал у меня. Но вместо этого заметила удивление, недоумение и радость, смешанные с беспокойством.
— Лика, ты… живая? Ты.. как себя чувствуешь? — ошарашенно прошептал брат.
— Ф… Кхм! В порядке, ничего не болит. А… ты как? Сильно плохо? — просипела я, откашлявшись. Всё же больше двадцати лет не разговаривала.
— Я… ничего не чувствую… А у тебя такой взрослый взгляд, надо же...
— Сов..сем ничего? — я обхватила его лицо руками, проигнорировав вторую часть фразы.
— Совсем, — подтвердил брат. Тогда я ущипнула его за щёку, но Люк никак не отреагировал, просто продолжил разглядывать меня. Повторила болевой приём — результат тот же.
— Но я ведь щипаю тебя…
— Правда?.. — его брови потешно сдвинулись к переносице. — Лика, как это возможно? А где же боль?..
Но я не знала. Может, его самопожертвование тому виной? Люк ведь искренне готов был взять на себя моё бремя. Но вместо этого перестал ощущать вообще. И боль, и прикосновения.
По началу он никак не мог приспособиться к этому. Всё время двигал пальцами, играл с ними, касался предметов. Напомнил меня в детстве. Вот только я лапки жучкам отрывала, а не лапала всё вокруг, но, должно быть, выглядела тогда такой же завороженной.
— Знаешь, ребёнком я считал отца и мать чокнутыми, — признался мне Люк, когда вёл в имение, на встречу с родителями. Мне было волнительно, и брат, переступив через свои проблемы, отбросив их на время, пытался меня отвлечь. Понимал откуда-то, что я сейчас чувствую. — Разве может человек стать камнем? Мне не верилось. Братья тоже уверяли, что у нас была сестра, но она ведь могла погибнуть, а статую просто вытесали в память о ней. И всё же… Отец чокнутым не был, и я со временем понял, что это правда. Фантастическая, но правда.
Люк тепло улыбнулся и непроизвольно сжал мою руку сильнее необходимого.
— Вспомнил, как он читал нам с тобой сказки… Как говорил со статуей, словно с настоящей девочкой…
Когда брат на секунду задумался, я пискнула, указывая второй рукой на наши сцепленные ладони:
— Люк, слишком сильно сжимаешь.
Такое было ещё не раз. Вот буквально спустя пару минут, когда мы поднялись в зал, где сидели родители. Отец бросился ко мне, а мать застыла и побледнела. Но почти сразу расплакалась и тоже кинулась обниматься.
— Это Люк меня спас! — наябедничала я. И отец крепко обнял его, сердечно благодаря. Люк тогда ответил ему на объятия и чуть не сломал рёбра, от переизбытка чувств сжав родителя чересчур сильно.
Брат не стал рассказывать ни матери, ни отцу, чем заплатил за моё выздоровление. Пусть спокойно радуются возвращению потерянной дочери и не волнуются за него. А я не придала значения опасности, что грозила ему. Тело у меня было семилетней девочки, но головой я давно повзрослела. И всё же не смогла войти в положение, предположить последствия.
А брат на следующий день с самого утра ворвался ко мне с новостью, что вечером у него будет бой с каким-то именитым кулачным бойцом, дуэли с которым он давно добивался, и там Люк уж точно всем покажет! Ведь теперь он не чувствовал боли, а потому ожидал продержаться на ногах дольше.
— Может, меня и вырубить не получится, раз так? Вот было бы здорово! Железный Люк. Как тебе прозвище?
— Тебе идёт! — с блеском в глазах наивно ответила я, переживая невероятное для меня чувство — сестринскую любовь.
Я восхищалась братом с того самого момента, как ещё статуей услышала его историю. Далеко не каждый пошёл бы на столь решительный шаг. Ой, да кто вообще, кроме него, мог бы? Мне казалось, что Люк такой один единственный. Мой герой.