Другая стратегия заключалась в отделении Шухевича, Стецька и Бандеры от их идеологии, возведения их до символов украинской славы и героизма, и отношения к культу личности как к патриотическому торжественному отличию[247]. Эта нить рассуждений сводится к детализации значения лидеров ОУН и к тому, что их явное одобрение Холокоста, их декларации о верности Гитлеру и Новой Европе, и массовые убийства людей — всего лишь незначительные пятна на их истории, которые существенно не отличаются от аналогичных ошибок, допущенных Уинстоном Черчиллем и Невиллом Чемберленом[248].
Как мы видим в дискурсе доминирующей диаспоры, несколько ключевых характеристик ОУН были исключены: ее антисемитизм, идеологическая близость с нацистской Германией и поддержка с энтузиазмом руководства новой, фашистской Европы. Однако, отрицания некоторых характеристик — недостаточная основа для мифотворения и мобилизации предпочтений националистов. Для того, чтобы восприниматься идолами, героями, построителям идеологии нужно запастись положительными характеристиками, приемлемыми для демократов.
Создание таких героев требует большего воображения от создателей мифов. Интеллектуалы-пронационалисты представляют УПА, контролируемой ОУН (б) как источником и основой для сегодняшней украинской демократии. Для того, чтобы производить такое впечатление, националисты существенно ограничили их внимание отдельному периоду между 1943 и 1951 годами, полагаясь на пропаганду ОУН в период, когда она искала новых союзников на западе[249]. «Изучая эти первичные документы УПА, их можно считать безопасным источником становления подлинно плюралистического, демократического, украинского общества», писал Говард Астер в 1996 г. в письме к Петру Потишному. По словам Астера, документы, опубликованные в Летописи УПА, главным редактором которой был Потишный, представляют собой «кульминацию развития украинской националистической идеологии с большим акцентом на экономическое и социальное благосостояние и на обеспечение индивидуальных прав»[250].
Реэкспорт националистических мифов в Украину
Распад Советского Союза потребовал написания новой истории. Советские учебники были отброшены, а во многих случаях отодвинуты с описаниями диаспоры на задний план. Реэкспорт националистических повествований в Украину прошел относительно «гладко», находя особо восприимчивую аудиторию в западной части страны. Значительное количество украинских историков и ученых, которые ходили по струнке в советское время, быстро отодвинули марксистско-ленинскую ортодоксию националистической интерпретацией. Хотя влияние вернувшихся эмигрантов-националистов на украинских политиков было незначительным, их влияние на написание хроник украинской истории и мифотворение было значительным, особенно после 2004 года[251].
Филосемитские повествования националистов из ОУН (б) иУПА
На рубеже второго и третьего тысячелетий, повествования об ОУН и евреях получили определенную форму, которая все больше представляла ОУН-УПА как толерантную, этнически включающую в себя и приветствующую евреев, поляков и представителей других меньшинств, и боролась за многонациональную и демократическую Украину[252]. Историк Владимир Сергийчук называет ОУН-УПА демократической силой, ведущей антитоталитарную борьбу против сталинизма и нацизма. Сергийчук утверждает, что среди людей, которые «пожертвовали» собой ради идеи и дела, были не только украинцы, но и польские и еврейские добровольцы[253]. Историки-пронационалисты часто представляют ОУН и УПА как спасателей и благодетелей, которые сдерживали евреев, несмотря на страдания самих украинцев от рук еврейских комиссаров, совершавших геноцид. Некоторые признают, что иногда в ОУН существовали антисемитские тенденции, но тут же добавляют, что они не были поддержаны всей организацией в целом, и что ОУН проводило различия между коммунистическими и некоммунистическими евреями, и в конечном итоге ОУН придерживалась особых взглядов на гражданский национализм, гуманизм и демократию[254]. Другие интеллектуалы-националисты отрицали фашистское наследие полностью. Некоторые зашли так далеко, что утверждали, что «политические принципы, изложенные в программах Третьего съезда ОУН (б) должны быть внесены сегодня в украинскую Конституцию»[255].
247
For instance, public intellectual Mykola Riabchuk sees no difficulty with the UPA cult, as long as the focus remains on their “ethical rather than ideological values” and as long as their ideology, ethnic cleansing or mass murders are not celebrated. “The UPA fi ghters. . are praised fi rst of all for their patriotism and commitment to the national-liberation cause, for their idealism and dedication, for spiritual strength and self-secrifi ce.” Mykola Riabchuk, “Ukraine: Neither Heroes nor Villains: Review of Heroes and Villains: Creating National History in Contemporary Ukraine, by David Marples (Budapest: Central European Press, 2007),” Transitions Online, 6 February 2007.
248
See, for instance, the interview with Volodymyr V’’iatrovych, Masha Mishchenko, “Pratsivnyk SBU.”
249
See, for instance Peter J. Potichnyj and Yevhen Shtendera, eds., Political Thoughts of the Ukrainian Underground, 1943–1951 (Edmonton: CIUS and University of Alberta, 1986); Himka, “War Criminality,” 11. See Rudling, “Theory and Practice”; &ada, “Creative Forgetting;” Marples, Heroes and Villains, 298–301; Dietsch, Making Sense of Suffering, 147–176; Grzegorz Rossolinski-Liebe, “Der polnisch-ukrainische Historikerdiskurs über den polnisch-ukrainischen Konfl ikt, 1943–1947,” Jahrbücher für Geschichte Osteuropas 57, no. 1 (2009): 54–85.
250
Howard Aster, “Refl ections on the Work of Peter J. Potichnyj,” Journal of Ukrainian Studies 21, no. 1–2 (1996): 226–227. Potichnyj largely limits his focus to the period during which OUN and UPA took a more liberal and open position to national minorities. See, for instance, Potichnyj and Shtendera, Political Thoughts of the Ukrainian Underground, a collection of essays partly based upon Mykola Lebed’s archives. Unsurprisingly, there is next to nothing in the Litopys UPA on the topic of the Volhynian massacres in 1943, and total silence on UPA murders of Jews.
251
Andreas Umland, “Die andere Anomalie der Ukraine: ein Parlament ohne rechtsradikale Fraktionen,” Ukraine-Analysen, no. 41 (2008): 7–10. Émigré nationalists who reestablished contacts in Ukraine, used to clandestine work, were often disappointed the organization and nature of the nationalists in the old country. See, for instance, Sukhovers’kyi, Moi Spohady, 237.
252
For examples of this narrative, see Petro Sodol, “Foreigners in the UPA,” Ukrainian Quarterly 58, no. 4 (2002): 342–348; Volodymyr Kosyk, “Organizational Conditions and the Initial Struggle of the Ukrainian Insurgent Army (UPA),” Ukrainian Quarterly 58, no. 4 (2002): 310–325; Volodymyr Viatrovych, [V’’iatrovych] “The Communist Alliance against the Ukrainian Insurgent Army (UPA),” Ukrainian Quarterly 58, no. 4 (2002): 326–341; Herbert Romerstein, “The KGB Disinformation Campaign Against Ukrainians and Jews,” Ukrainian Quarterly 58, no. 4 (2002): 349–360.
254
Vasyl’ Derevins’kyi, Stavlennia OUN(b) i UPA do susidnikh narodiv ta natsional’nykh menshyn (Kyiv: Natsional’na Akademiia nauk Ukrainy, Instytut istorii Ukrainy, 2006), 44.
255
Serhii Hrabovs’kyi, “Tak proty koho zh voiuvav Shukhevych u Bilorusi?” Ukrains’ka Pravda: http://www.pravda.com.ua/news/2007/11/13/66774.htm (accessed November 18, 2007). On Hrabovs’kyi’s celebration of OUN-UPA and Waffen-SS division Galizien, see Marples, Heroes and Villains, 231–232.