Но мимо! Блин, мимо! Пустая трата времени. Надо было сматываться.
Я нашел наружную лестницу к тому балкону и запрыгал через три ступеньки. Телка дыбилась и хохотала. Целилась усердно — аж глаза загорались, а язык изо рта высовывался. Стала наконец в эту шушеру попадать.
И прям-таки втянулась!
Когда я до нее добрался, Стелла-Джейн как раз цедилась в свою тощую мамашу. Отвесил девке хороший подзатыльник — промазала. Старуха только чуть подскочила и пошла дальше.
— А-а, козел! Из-за тебя промазала! — От такого вопля у меня мурашки по спине побежали.
Отобрал у нее “кoльт”. Зачем зря патроны расходовать?
Волоча телку за собой, я обогнул здание и перепрыгнул на крышу сарайчика. Велел Стелле-Джейн, чтобы тоже прыгала. Девчонка приссала. Тогда я рявкнул:
— Прыгай, сука! Это куда легче, чем шлепнуть свою старую мамашу! — Она встала на самый край и вцепилась в ограду. — Не ссы, — ободрил я. — Хотя трусы все одно не намочишь. На тебе их нет.
По-птичьи захихикав, телка прыгнула. Я ее поймал. Потом сползли к дверце сарая и на секунду выглянули посмотреть, где толпа. А там никого.
Тогда я ухватил Стеллу-Джейн за руку и потащил ее к южному окончанию Топеки. Там был ближайший выход, какой мне удалось обнаружить. Добрались за пятнадцать минут. Оба устали и запыхались.
Ну, вот она наконец.
Большая вентиляционная труба.
Я отбил ломиком крышку, и мы забрались внутрь. Наверх шли лесенки. Я это с самого начала знал. Ясное дело. Ремонт. Прочистка. Понятно, что нужны лесенки. Мы начали подниматься.
Долго поднимались. Очень долго.
Стелла-Джейн карабкалась сзади и, когда совсем уставала, спрашивала:
— Вик, Вик, ты меня любишь?
И я говорил, что да. Но не по-серьезу. А чтоб ей карабкаться было легче.
Вылезли мы в миле от входа в спускач. Я отстрелил все болты с заклепками, и мы вылезли. Этим низушникам надо было сначала прикидывать член к носу. А уж потом и шутки шутить.
Ни хрена им не светило.
Стелла-Джейн совсем выдохлась. Я ее не винил. Но и ночевать под открытым небом тоже не хотелось. Здесь такое бывает, с чем и днем встретиться не захочешь. Дело шло к сумеркам.
Мы добрались до входа в спускач.
Клык ждал.
Ослаб страшно. Но ждал.
Я наклонился и приподнял его морду. Пес открыл глаза и тихо-тихо сказал:
— Привет.
Я улыбнулся. Блин, так рад был его видеть.
— Клык, мы вернулись. Вернулись.
Он попытался встать, но не смог. С ранами было совсем хреново.
— Ел чего-нибудь? — спросил я.
— Нет. Вчера поймал ящерицу… Или позавчера. Вик… очень жрать хочется.
Тут подошла и Стелла-Джейн. Клык ее заметил. И закрыл глаза.
— Вик, надо спешить, — сказала телка. — Пожалуйста. Они могут добраться по спускачу.
Я попробовал приподнять Клыка. Тяжелый, зараза.
— Слушай, Клык. Я сгоняю в город и раздобуду хавки. Я быстро. Ты подожди.
— Не ходи туда, Вик, — сказал пес. — После того как ты спустился, я там проверил. Урла дозналась, что мы не поджарились в том здании. Как, не знаю. Может, мутты чего вынюхали. Я тут послеживал. Они за нами не дернулись. И я их понимаю. Тебе, парень, и не снилось, каково тут ночью… ты еще не знаешь…
Он весь дрожал.
— Ничего, Клык. Ничего.
— Но в городе нас записали в падлы. Туда нам теперь хода нет. Надо еще куда-то линять.
Это все меняло. Вернуться в город мы не могли. А раз Клык в таком состоянии, не могли и двигаться дальше. И я знал — какой я ни крутой волкоход, без Клыка мне никуда. Тут, в округе, жрать нечего. А ему срочно нужна еда и медицинский уход. Приходилось что-то решать. И решать в темпе.
— Вик… — плачущим голосом завела Стелла-Джейн. Пойдем. С ним все будет в порядке. Надо спешить.
Я посмотрел на нее. Пристально. Солнце садилось.
Клык дрожал у меня на руках.
Стелла-Джейн надулась.
— Пойдем, Вик. Если любишь, пойдем.
А мне без Клыка было никуда. Точно. Ха! Если я ее люблю. И тогда, в бойлерной, еще спрашивала — знаешь, что такое любовь?
Костерок был хилый. Кодлам из предместий такой нипочем не засечь. И совсем без дыма. А когда Клык поел, я перетащил его к той вентиляционной трубе. Там, внутри, на небольшом выступе, мы и переночевали. Я всю ночь за ним ухаживал. Он хорошо поспал. А утром я его на славу перебинтовал. Ништяк, Клык выкарабкается. Он сильный.
Потом он еще поел. Хавки с вечера осталось навалом. Только я не стал. Чего-то не хотелось.
Тем же утром мы пустились в путь по выжженной пустоши. Мы найдем другой город. Ништяк, перетащимся.
Двигались мы медленно. Клык сильно хромал. А у меня в голове никак не затихал ее голос. Она все спрашивала и спрашивала: “Знаешь, что такое любовь?”
Еще бы не знать.
Это когда парень любит своего пса.