Но это была еще не худшая форма реализации (правильнее было бы сказать — дискредитации) закона об освобождении. Во многих областях о нем сообщили только через несколько лет. А в одном из районов префектуры Нара в ответ на запрос жителей бураку местные власти сообщили, что по высшим государственным соображениям осуществление декрета о равенстве париев откладывается на 50 тыс. дней (т. е. приблизительно на 130лет)5. Слухи об этом ответе местных властей быстро распространились но всей стране, сея уныние и гнев в среде париев.
Таким образом, декрет № 61 как по своим целям, так и по методам своего осуществления, естественно, не мог решить проблему дискриминации в стране. Практически положение японских гариев в смысле их дискриминации почти не изменилось, а материальные условия их существования даже ухудшились (подробнее об этом см. в следующем разделе). Следовательно, проблема дискриминации только несколько изменила свое содержание, превратившись в проблему буржуазно-помещичьего общества. Ее суть теперь составили такие черты, как более низкая заработная плата, особенно жестокая эксплуатация арендаторов и т. п.
Однако все это не означало, что декрет № 61 совсем не оказал какого-либо положительного воздействия на положение париев. Принимая любой закон, власти обычно не могут точно предугадать все возможные его последствия. Ибо воплощенный в жизнь, он начинает в какой-то мере самостоятельное существование. Объективно декрет стимулировал возникновение некоторых новых правовых, идейных и психологических мо*ментов в явлении дискриминации, которые, несомненно, укрепили общественные позиции сэммин. Прежде всего, он содействовал распространению идей равенства и росту самосознания жителей бураку. Кроме того, он сделал официально оправданным создание париями своих союзов, издательств и т. д. Таким образом, декрет стал для буракумин определенной юридической основой, пусть даже и весьма ненадежной, их движения за подлинное равноправие.
Вполне естественно, что для властей эти положительные аспекты действия декрета были нежелательными и в значительной степени неожиданными.
Поэтому после его опубликования власти предприняли ряд мер, направленных, по существу, на поддержание сегрегации париев, что л\чше всего говорит об истинных намерениях властей в отношении дискриминируемого меньшинства. Так, в частности, формальная отмена сословной категории эта-хинин, как вскоре выяснилось, вовсе не предполагала включения париев в состав «простого народа», что можно было бы рассматривать как юридическое признание их равноправия. Уже в 80-х годах отъединенность сэммин от остального общества была закреплена новым изолирующим их названием: син хэймин (новый простой народ). Такое определение на первый взгляд звучало гораздо более прилично, чем прежние названия эта-хинин. Однако оно не могло никого обмануть: ни «обычных» японцев, ни самих париев. Все отлично понимали, что дополнением син (новый) власти вполне откровенно продемонстрировали свое желание продолжить политику сегрегации. И поэтому сам довольно нейтральный термин — син хэймин— по существу, сразу же наполнился таким же оскорбительным содержанием, что и прежние определения париев. Таким образом, вводя это новое название, власти в значительной степени сводили на нет декрет № 61.
Не удивительно, что жители бураку сразу начали повсеместно выступать против применения этого термина, наивно полагая, что его формальный запрет чем-то реально повысит их статус. Власти не слишком дорожили своим новым определением сэммин. Решив не накалять обстановку, они сравнительно легко уступили требованиям жителей бураку и вскоре ввели для них официальное название токусю буракумин (жители особых поселков), которое, по существу, играло ту же роль, что и все прежние термины, роль указателя рамок сегрегируемого меньшинства.
О стремлении сохранить дискриминацию париев свидетельствует и предписание властей при проведении подворовой перерегистрации с 1872 г. перед именами жителей бураку ставить особые пометки — бывший эта, син хэймин.