Однако особо мы хотим отметить еще одну категорию жителей страны, образ мыслей и действий которых не укладывался в тра-
диционные и привычные рамки их сословий или классов. Эти люди: не могли смириться с устоявшейся практикой унижения каких-то-групп своих сограждан. Они считали своим долгом всеми доступными им средствами помогать жителям бураку, несмотря на реальную угрозу навлечь на себя при этом осуждение и гнев, своей среды. Некоторые из них посвящали этому делу даже всю свою жизнь, полагая, что таким образом они могут и должны как-то искупить огромную вину японского общества перед сэммин.
Чаще всего такие люди встречались среди трудящихся. Об этом говорят, например, многочисленные случаи совместных выступлений париев, крестьян и горожан против общих угнетателей, а-также факты предоставления убежища и помощи бежавшим и обездоленным сэммин со стороны хэймин. Но бывало, что и выходцы из высших слоев общества становились искренними и преданными друзьями буракумин. Именно эта категория японцев — представителей разных сословий и классов,— по существу, была выразителем и хранителем лучших качеств, душевной чистоты и здоровья народа.
До сих пор благодарная память жителей бураку хранит дела н имена многих людей, пришедших им на помощь после переворота Мэйдзи. Так, на кладбище одного из поселков на тщательно* охраняемой могиле стоит надгробный памятник старому учителю, похороненному там в конце XIX в. Надпись на нем гласит, что* этот учитель был из «обычных» японцев. В юности он хотел стать врачом, но жители бураку упросили его немного поработать в их школе. Он согласился, приехал к ним и остался среди них до конца своих дней, «открыв многим буракумин дорогу в жизнь» [7, т. II, с. 72]. Из надписи на памятнике, находящемся на кладбище другого поселка, мы узнаем о жизни еще одного «обычного» японца. Он родился в семье самурая из клана Бинго, в 1875 г. попал в бураку и, потрясенный увиденным, поступил работать в--местную школу и преподавал в ней в течение 40 лет, до самой смерти. Он жил с париями как с равными, как с друзьями: вместе работал, питался и отдыхал, всеми силами стараясь помочь им: добиться лучшей доли [7, т. II, с. 72].
Таких людей, очевидно, имелось не слишком много. Но ошг имелись. И уже одно это могло вселить надежду на то, что при-соответствующих условиях в народе найдется достаточно нравственных сил для решения болезненной и уродливой социальной проблемы — сегрегации париев.
Взаимоотношения властей с разными слоями населения в целом никогда не оставались каким-то застывшим, неизменным феноменом. И их отношение к жителям бураку в последней трети XIX в. менялось вместе с изменениями общества и характера международных контактов Японии. Усилия властей и правящих кругов сохранить париев в качестве изолированного объекта угнетения: были все менее эффективными. Так, в начале 80-х годов жители бураку начали проявлять первые признаки самостоятельной политической активности. Движение за свободу и народные права до-
катилось и до них. Парни стали создавать свои союзы и объединения. В 1881 г. на севере о-ва Кюсю, в префектуре Фукуока, был создан Фуккэн домэй (Союз восстановления прав) [7, т. II, с. 84—85]. В 1882 г. буракумин ряда префектур, в основном молодежь, начали вступать в ряды Дзиюто, создавая ее местные отделения. в значительной мере автономные [7, т. II, с. 85].
Но цели этой политически активной части сэммин были тогда •еще весьма скромными. Они рассчитывали, что возникшие союзы и партии, а также обещанный властями парламент после его созыва достаточно надежно обеспечат защиту их интересов. Власти н буржуазно-помещичьи круги сравнительно терпимо, а иногда даже покровительственно относились к этой умеренной части движения париев, представленной в основном мелкими предпринимателями и интеллигенцией. Их устраивало, что это течение отвлекало сэммин от более радикальных устремлений. Они надеялись, что буракумин ограничатся критикой частностей и не допустят осуждения всей'социальной структуры. Власти даже пытались навязать этому течению в движении париев за эмансипацию свою ■идейную направленность.
И в общем им это удалось. Умеренные деятели движения вслед за властями стали утверждать, что после принятия декрета об освобождении в стране уже исчезли объективные условия, порождавшие дискриминацию. А причины, способствующие ее сохранению, коренятся якобы лишь в самих париях: в низком уровне их культуры, в плохих привычках, в отрицательных свойствах характера и особенностях поведения. Следовательно, суть всей проблемы, по их мнению, переместилась теперь в сферу быта, культуры и психологии. И поэтому они считали, что для уничтожения дискриминации вовсе не обязательно что-либо менять в характере социальных отношений. Для этого якобы вполне достаточно, если сами парии избавятся от своих нравственных и бытовых пороков. Ибо только это может обеспечить им уважение общества и, следовательно, подлинное равноправие.