Однако совершенно очевидно, что все эти пороки и недостатки были не показателями каких-то якобы врожденных мерзких черт характера сэммин, а вполне естественным и объяснимым результатом несправедливости социальной системы, не причиной, а следствием дискриминации, не виной, а бедой жителей бураку. Так, их поселки были грязнее, поскольку были значительно беднее. Безделие, алкоголизм и преступность являлись следствием не лени или особой порочности, а нищеты и хронической безработицы.
И все же самооценка париев была в основном положительной. Они считали себя гораздо нравственней и человечней, чем вся окружавшая их жестокая и бездушная, с их точки зрения, социальная среда. Системе унизительной дискриминации со стороны общества жители бураку противопоставляли традиционно’ сложившуюся практику самоизоляции. Внутренняя организационная и психологическая сплоченность им была необходима для взаимопомощи, поддержки наиболее нуждавшихся и какого-то самоутверждения и самоуважения. И хотя в бураку всегда встречались люди, которые, следуя господствующим о них суждениям, были невысокого мнения о буракумин, т. е. о самих себе, преобладающим все же был вполне положительный автостереотип, который являлся одним из важных элементов их психологического сплочения. Они считали неотъемлемыми качествами сэммин такие черты, как отзывчивость, усердие, почтение к старшим, добросовестность и честность [86, с. 236].
Такие суждения, в свою очередь, свидетельствовали о предубежденном отношении к самим себе. Практически они также были предрассудками, только обращенными на себя. Но такой' подход характерен для любой общности, обычно наделяющей себя набором во многом схожих положительных черт. Объективно он-содействует сохранению социальной отъединенности и нормальному функционированию каждой данной общности.
Традиционно взращиваемое таким образом чувство сословного единства предполагало одобрение многих навязанных и вынужденных ограничений и самоограничений, например, таких, как • обязательные внутрисословные браки, отдельные богослужения в. своих храмах, профессиональная специфика. Оно стимулировало безграничную верность своим бураку и недоверие и вражду к внешней социальной среде. Именно поэтому жители бураку обычно отрицательно относились к тем сэммин, которые пытались, скрыв свое происхождение, смешаться с «обычными» японцами или же добиться для себя освобождения при помощи смешанного брака. Они не без основания полагали, что эти «отступники» неизбежно разделят унижающие париев предрассудки большинства? и даже будут с особым рвением содействовать их распространению [68, с. 220; 86, с. 25]. Ведь нередко именно бывшие или тайные буракумин первыми из толпы кричали на замешкавшегося-сэммин: «Эта, ёцу!» Лишь бы никто не подумал, что они тоже из париев. Отсюда понятно, почему в конце XIX в. проявилось стремление индивидуально решать проблему дискриминации скорее непутем тайного смешения с хэймин, а при помощи эмиграции: на о-в Тайвань, в Маньчжурию, а чаще всего в Америку.
Объединяла отверженных не только вражда к внешней социальной среде, но и к господствующим в стране нормам, правилам и законам, к социальным и политическим идеям. Если последние допускали и санкционировали сегрегацию и унижение, то вполне естественным и оправданным было особое недоверие н неуважение к ним со стороны париев. Жители бураку всегда с большой дозой скептицизма относились ко всем формам полпти-
ческой пропаганды в школе, в печати и т. д. [86, с. 258]. И это делало их весьма восприимчивыми к идеям и настроениям левых, наиболее радикальных кругов общества.
Сплоченность париев проявлялась и в их обычном, каждодневном восприятии явления дискриминации. Если для большинства населения страны оно было малозначимым, второстепенным элементом жизни общества, то для жителей бураку оно всегда оставалось главнейшей, всепоглощающей проблемой. Оно было одной из основных тем всех разговоров, шуток, намеков и споров.
Однако все это вовсе не говорит о том, что парии представляли собой совершенно единую сословную массу. Среди них не было абсолютного единства ни в социальном, ни в психологическом отношениях. Конечно, большую роль все еще играли объединявшие их идеи и настроения сословного характера. Но наряду с ними возрастающее значение приобретали также и классовые по своей сути суждения и оценки, что выражало усиление внутри-сословных поотиворечий. Парии — крестьяне и рабочие — выступали против «собственных» помещиков и предпринимателей/ против всей- новой системы угнетения. Между представителями разных классов внутри этого сословия не могло быть достаточной идейной и психологической общности, единства в отношении возможных способов уничтожения сегрегации и обеспечения подлинного равенства. Трудящиеся-буракумин склонялись к более радикальной идеологии и методам действий. В конце XIX в. их уже не могли удовлетворить те верноподданнические идеи самовоспитания, которые в течение нескольких десятилетий выдавались привилегированными слоями (в том числе и среди сэммин) за панацею от всех их бед.