Накануне вечером разведчики ушли на задание на шоссейную дорогу Псков – Луга. Нужно было выяснить, велико ли движение на дороге, ходят ли машины ночью.
Партизаны до рассвета пролежали на краю дороги. Машины не ходили. Дорога будто вымерла. Только после рассвета прошли два грузовика. Командир группы дал сигнал отходить.
Ленька с молодым партизаном Никитой лежал за кучей щебня. В ответ на сигнал он гукнул несколько раз по-совиному: «слышу, иду». Но в это время на дороге показалась легковая машина. Она быстро приближалась.
– Погоди, Никита! – остановил Ленька товарища, уже поднявшегося было из укрытия. – Шарахнем гранатой – и в лес. Наши далеко не уйдут…
Машина подошла к мостику, скрипнули тормоза. Ленька, размахнувшись, бросил гранату. Грохнул взрыв. Из машины выскочили двое – сначала один, потом другой. Первый сразу упал, срезанный выстрелом Никиты, а другой побежал в сторону.
– Сейчас догоню! – крикнул Ленька Никите и бросился за врагом.
Никита остался на месте. Выстрелы с той стороны, куда скрылся Ленька, утихли. Долго ждать на дороге показалось страшно: Никита был еще неопытен, не обстрелян. Он постоял немного и пошел от шоссе. «Сказал, догонит, – подумал он. – А может, Ленька уже давно впереди. Он шустрый!» Никита пришел в отряд после всех и расстроился, когда узнал, что Леньки еще нет.
Василий Григорьевич уже собирался снаряжать группу на поиски Леньки, когда он сам появился около костра – в белом генеральском кителе, в генеральской фуражке, с двумя автоматами, висевшими на шее, – своим и немецким – и с красным портфелем под мышкой. Вид у него был так уморительно-смешон, что грянул громкий хохот. А Ленька, сделав серьезную мину, подошел к Василию Григорьевичу и отрапортовал:
– Разведчик-партизан Леонид Голиков с задания прибыл!
– Не балагурь, Ленька. Где ты был?
Леньку так и подмывало сказать что-нибудь смешное, повеселить партизан. Он уже раскрыл рот, но Мухарев перебил его:
– А это у тебя что? – указал он на портфель из красной кожи.
– Портфель с документами. Взял у генерала.
– Покажи-ка… – Василий Григорьевич взял портфель, раскрыл его, перелистал несколько бумаг. Немецкий язык он знал плохо, но, обнаружив карту с расположением огневых точек, заторопился:
– Сейчас же идем в штаб бригады. Документы, кажется, важные. Дядя Василий, возьми двух людей для охраны. Пошли!
Ленька как был в белом генеральском кителе с засученными рукавами, так и предстал перед начальником штаба Трофимом Петровым.
– Ты чего это так вырядился? – засмеялся тот. Василий Григорьевич доложил. Начальник штаба стал серьезным. Пока вызывали переводчика, он расспрашивал Леньку, где добыты документы, при каких обстоятельствах, смотрел карту…
Леньку попросили подождать, а Петров с переводчиком и Василием Григорьевичем заперлись в блиндаже.
Вскоре в штабе поднялась какая-то суматоха. Срочно вызвали радиста. Он зашел в штабную землянку и сейчас же побежал к радиостанции. Вышел из блиндажа и Василий Григорьевич.
– Ну, Леонид, молодец! – сказал он. – Такие документы и опытный разведчик раз в сто лет добывает. Про них сейчас в Москву сообщать будут. Вот какие твои документы!..
Бой у Родиловского озера
Мухарев и дядя Василий в задумчивости шли из штаба бригады. Им только что сообщили замечательную новость: Леньку Голикова представляют к званию Героя Советского Союза. Эта новость, конечно, очень их радовала, но узнали они и другое: Леньку забирают в бригаду. Предстоящая разлука огорчала обоих. Они сильно привязались к мальчику за месяцы боевой жизни.
– Да, Героя не каждому дают, – прервал молчание дядя Василий.
– Трофим сказал, из Москвы шифровка пришла. Приказано всех участников операции к званию Героя представить. А участников-то – Ленька один, и тому четырнадцать лет всего… Теперь это дело верное. Велели наградной лист заполнить… А расставаться жалко.
– А что, Василий Григорьевич, может, похлопотать можно? У нас ему тоже неплохо. Все под надзором парнишка!
– Говорил. Трофим ни в какую. Сказал: может, учиться отправят, а пока при штабной разведке будет. Верно, конечно, поберечь его надо… Нет, придется, видно, нам расставаться с нашим Ленькой.
Партизаны спустились с песчаного холма в заболоченную низину. Кое-где листочки осин начинали уже желтеть.
– Первый признак, – кивнул дядя Василий на трепещущие деревья. – Месяц-другой – белые мухи появятся. Где зимовать-то будем?
– Перезимуем!.. А ты не помнишь, дядя Василий, сколько Ленька мостов рвал – пять или шесть?
– Как шесть? Одних шоссейных штук семь будет. Под Весками раз, за Крутцом два, под Севера три… – дядя Василий, загибая пальцы, перечислял Ленькины боевые заслуги. – Ты это в наградном листе все напиши. Да еще на железной дороге два моста, когда всем отрядом ходили; три эшелона под откос спущено. Потом боев сколько… Отчаянный парень! Бесстрашная душа. А отпускать его так жалко – аж сердце щемит! Как к сыну к нему привык!
За следующей песчаной высоткой начиналось расположение отряда. Партизаны только что вернулись с аэродрома, который готовили к приему самолетов. Ждали самолеты со дня на день. По радио сообщили: этой ночью непременно придут, если не испортится погода. Но в небе не было ни единого облачка.
Ленька разводил перед шалашом костер, когда к нему подошел Мухарев.
– Ну, Леня, новости для тебя есть. – Василий Григорьевич присел на выбитую траву. Ленька, стоя на коленях, вопросительно глянул на учителя. С охапкой валежника подошел Митяй. – Сказали, не говорить пока, да уж ладно: к Герою тебя представляют!..
Ленька поднял бровь. На лице его мелькнуло растерянное выражение. Он не понимал – шутит Василий Григорьевич или говорит серьезно.
– За что? – вырвалось у него.
– За все вместе, а за генерала особенно. И еще одна новость: в штаб тебя забирают. Придется нам расставаться…
Открытая улыбка погасла на Ленькином лице.
– А я не пойду! Никуда не пойду!
– Придется идти. Приказ Глебова есть. Там тебе лучше будет…
– Все равно не пойду! Мне и здесь хорошо.
– Ну, посмотрим. Дня два еще есть в запасе. Ты вроде как в другой, в старший класс переходишь. Как раз к первому сентября подгадали. Собирай книжки! – Василий Григорьевич хотел пошутить, но улыбка получилась невеселая, шутка не удалась.
Печаль появилась и на лицах других партизан. В отряде не было человека, который отнесся бы равнодушно к уходу Леньки.
Но переход Леньки в бригадную разведку неожиданно задержался.
Три ночи кряду разгружали партизаны с самолетов оружие. Из советского тыла доставили боеприпасы, взрывчатку, одежду, продовольствие. К Родиловским болотам стягивались большие партизанские силы. Подходили отряды из других бригад, чтобы пополнить свои запасы. Кто знает, удастся ли еще раз до зимы снабдить партизанские отряды! Тюки, ящики, пакеты складывали в кустах, маскировали, а разгруженные самолеты взмывали в темноту неба, и к рассвету здесь опять становилось безлюдно и тихо. Кое-что из припасов развезли в отряды, но большая часть лежала в кустарнике на краю аэродрома. Пополнил свои запасы и отряд Гвоздева.
На рассвете четвертого дня партизаны вернулись в лагерь, проработав всю ночь.
– Давайте хоть каши сварим, – сказал Ленька. – Давно не ели, наверное, жевать разучились… Глядите, какая она, мигом сварится! – Ленька держал в руках пачки гречневого концентрата.
– А ты не жадничай, – предупредил дядя Василий. – Положи одну пачку – и хватит. Разварится…
– Нет, гулять так гулять. Обе сварим. Теперь заживем, дядя Василий!.. И соли привезли! А патронов сколько!.. – Ленька сорвал наклейки, размял в руках концентрат и высыпал его в закипевшую воду. Через несколько минут каша разварилась, начала подниматься, выпирать из котелка. Ленька явно перестарался, высыпав сразу две пачки.
– Я ж тебе говорил, много, – заворчал дядя Василий. – Откладывай в другой котелок.