И вот как только отряд остановился на постой, быстро задымила сделанная из жести пекарня, исправно снабжавшая нас лепешками. Наш пекарь Володя Щитов никогда не терял времени. Тесто у него кисло в бочках и в дороге, а напечь лепешек он мог в своей жестянке, не дожидаясь, пока печник вылепит настоящую печь. Случалось, что горячие лепешки выходили из-под рук Володи даже во время боя. Щитов до войны работал на хлебозаводе. А в отряд пришел прекрасным стрелком и страшно переживал, когда мы предложили ему организовать выпечку хлеба. "У всех настоящее дело, а я буду опять лепешечником!" - в отчаянье сказал он тогда мне. "Лепешки нам сейчас важнее твоих пуль!" - ответил я ему.
Но был случай, когда и Володя-пекарь дорвался до "настоящего дела". Как-то во время боя в лесу почувствовал я запах горелых лепешек и пошел к возку, возле которого дымилась эта жестяная "скоропечка", как ее называли партизаны. Смотрю, дым из жестяной трубы валит, и вся эта пузатая бочка чадит горелым тестом. "Убили Володю!" - сразу решил я. Посмотрел по кустарнику туда и сюда. Нету нашего пекаря... И вдруг из-за кустов выбегает растрепанный, с разорванной во всю спину рубахой Володя. На шее и на плече кровь, левая рука тоже в крови, но правой он потрясает своей винтовкой и в восторге кричит:
- Товарищ комиссар! Уложил я его одним выстрелом. Офицера! Я его с пекарной телеги увидел. А ребятам, что там, в канаве залегли, его не было видно. Ну я выбежал из-за кустов, р-раз!
- Ты ранен! - кричу ему, чувствуя, что не унять его восторга. И подхожу с перевязочным пакетом.
- Проклятый фашист, лепешки из-за него пропали! - И, не обращая внимания на мой пакет, Володя подбежал к печке и начал вытаскивать, спасать наполовину сгоревшие лепешки.
...А сегодня лепешки начали раздавать через каких-нибудь полчаса после остановки.
Поблизости от нас расположился отряд Изоха. Должны были подойти и другие кличевские отряды. И это нас радовало. Соседство с другими отрядами укрепляло веру в себя.
Этот район был более трудным для развертывания партизанской борьбы. Магистраль Минск - Москва была одной из основных, по которой гитлеровцы перебрасывали на фронт свои войска и технику. Поэтому сеть немецких гарнизонов и полицейских участков здесь была намного гуще. Устроившись на новом месте, мы прежде всего повели глубокую разведку во всех направлениях. И через несколько дней пришли к выводу, что в первую очередь надо очистить вокруг нас зону от врагов, которые могли мешать нашим диверсионным группам ходить на железные дороги, а самое главное - принимать грузы с самолетов. Одновременно с разведкой мы установили связь с более отдаленными партизанскими отрядами, расположенными вблизи железных дорог.
После нашего выхода из окружения группа Лены Колесовой осталась у нас в отряде, но по-прежнему действовала самостоятельно по заданиям Центра. Мы старались создать десантницам все необходимые условия и во всем оказывали помощь.
А в конце августа по заданию командования Западного фронта прилетел к нам с большой разведывательно-диверсионной группой подполковник А. К. Спрогис. Мы догадывались, что он руководит всеми такими группами, находившимися в Крупском районе.
А. К. Спрогис быстро ознакомился с обстановкой и на совещании командиров сказал, что надо прежде всего уничтожить гарнизоны в селах на пути к железной дороге, чтобы подрывникам было свободней ходить на задания. Это совпадало и с нашими планами, и мы под его руководством двинулись на разгром гарнизона в местечке Выдрица.
Задолго до рассвета партизаны заняли исходные рубежи. Григорий Сорока со своей группой залег в засаде у дороги, идущей со стороны Велятич. Усиленный взвод 128-го отряда зашел со стороны Крупок. Штурмовая группа человек в семьдесят под командованием Свистунова и Мазура форсировала вброд реку Бобр близ Выдрицы и на рассвете под прикрытием шквального огня других групп перешла в атаку. Противник отстреливался из дзотов. Партизаны, ведя непрерывный огонь, перебегая от дома к дому, от забора к забору, неуклонно продвигались вперед.
Через час гарнизон из двухсот фашистских солдат и офицеров был истреблен полностью, но мы потеряли в этом бою тоже немало, в том числе нашу любимицу Лену Колесову. Посмертно Елене Федоровне Колесовой было присвоено звание Героя Советского Союза.
После Выдрицы мы разгромили еще несколько более мелких гарнизонов. Теперь наши минеры почти беспрепятственно пробирались по лесам к железнодорожным путям. Но мы понимали, что гитлеровцы постараются восстановить свое положение в населенных пунктах, которые мы освободили. Надо было пользоваться моментом - развернуть во всю мощь подрывную работу на дорогах. Поэтому мы подготовили посадочную площадку и стали принимать самолеты, которые доставляли нам оружие, боеприпасы, медикаменты, а самое главное - мины новейшего образца для подрыва поездов. Наши подрывники хорошо научились обращаться с этим грозным оружием.
А однажды мы получили то, о чем лишь робко мечтали, - письма. Мне пришло сразу два, от сестры и от любимой девушки - Ани. Раскрыв письмо от сестренки Лиды, я сначала пробежал по нему глазами, чтобы понять, все ли живы. И споткнулся только в одном месте, где сообщалось о ранении младшего брата. Но тут же успокоился, узнав, что Сережа снова на фронте. А уж потом внимательно прочитал все подряд. Родные, оказывается, считали меня давно погибшим. И я представил, какая радость была в доме, когда получили от меня первую весточку. Только я взялся за Анино письмо, подошел Володя Градунов. Он был расстроен тем, что не получил ни одного письма. И я уступил его просьбе, дал почитать письмо от моей сестренки. Мы потом вообще часто обменивались вот так письмами, потому что потребность общения с дорогими нашими советскими людьми, которые были там, на Большой земле, была громадной.
Большая земля... Кто воевал, тот знает, что для нас, партизан, означали эти два слова...
* * *
С тех пор как самолеты стали доставлять нам мины и тол, у партизан-подрывников не стало ни минуты покоя. Круглыми сутками находились они в пути - то к железной дороге, то обратно в лагерь. Железную дорогу Борисов - Орша мы так оседлали, что с наступлением темноты движение поездов на Москву прекращалось совсем.
Спасаясь от ударов партизан, оккупанты стали повсеместно укреплять свои гарнизоны. Окопами и колючей проволокой прикрывали железнодорожное полотно, станционные помещения и казармы. Метров на двести вдоль железной дороги они вырубили лес, а через каждые полкилометра строили доты и дзоты.
Все это намного усложняло проведение боевых операций на дороге, но в то же время и обостряло партизанскую дерзость, повышало нашу изобретательность.
Однажды я решил посмотреть, как немцы укрепили подступы к железной дороге, и отправился на задание с группой Градунова. Пошло нас больше десяти человек.
В лесу встретились с диверсионной группой Романа Щербакова из 208-го отряда, которая возвращалась в лагерь. Роман рассказал, что за неделю они пустили под откос три эшелона, и предупредил, что, если у нас нет связных среди людей, работающих на железной дороге, пустить под откос эшелон теперь вряд ли удастся: уж очень усиленно охраняется дорога, патрули снуют туда и сюда, в лесу выставляются секреты.
Видя, что мои ребята приуныли, Щербаков, хорошо знавший Градунова, отозвал его в сторону и доверительно сказал, что им все время помогает Сашка, сын путевого обходчика. При обходе своего участка железной дороги этот путевой обходчик тщательно запоминает, где находится немецкая засада, какая система патрулирования и прочее. Придя домой, он все, что узнает, рассказывает сыну, бывшему работнику железной дороги. А Сашка, хорошо зная расположение охраны, проводит потом диверсионную группу Щербакова на железную дорогу. Щербаков сообщил Градунову адрес парня, его приметы, пароль, по которому тот сразу поверит, что человек пришел от партизан.