Великий праздник Луны прервался. Впервые за всю историю Лифтаскара.
В этот момент Луна озарилась ослепительным багровым светом, словно реагируя на случившееся, её поверхность дрожала, а линии, напоминавшие сеть вен, расширились, заполняясь тёмным сиянием.
Её свечение стало насыщеннее, тёмные прожилки расширились, очертания сжались, будто само небесное тело отреагировало на случившееся. Её свет упал на город, и толпа невольно вздрогнула.
Лифтаскар потерял одну из своих владычиц, но это был лишь начало.
Глава 7
В подземелье, скрытом под слоями асфальта и бетона, время казалось застывшим. Здесь, в заброшенной части старого московского метро, давно не раздавался стук шагов простых прохожих, не звучали объявления диспетчера, не мелькали силуэты пассажиров, спешащих в повседневности. Подземные тоннели, некогда построенные для иных целей, теперь служили пристанищем для тех, кто предпочитал избегать дневного света.
Каменные стены зала, вырезанного в глубине старого комплекса, были гладкими, как полированное стекло, но, если присмотреться, можно было заметить, как на их поверхности проступали едва различимые символы, будто не выгравированные рукой человека, а проступившие сами, как следы чего—то чужого, древнего, оставленного в этом месте столетия назад. Их очертания казались зыбкими, менялись в зависимости от угла зрения, словно чернота гранита сама дышала.
Освещение в зале было приглушённым – мягкий лилово—синий свет, льющийся из скрытых ниш, растекался по стенам размытыми бликами, не давая ни одного резкого оттенка, лишь подчёркивая густые тени в углах. В этом свете очертания предметов казались зыбкими, будто само пространство здесь не до конца устойчиво. Стол в центре зала, высеченный из цельного куска обсидиана, отражал окружающих с легким искажением, так, что лица собравшихся приобретали чуть размытые, удлинённые очертания, словно находились в иной плоскости.
В воздухе стоял терпкий, тяжелый запах ладана, смешанный с чем—то более сладковато—гнилостным, вызывающим необъяснимое беспокойство, как если бы в помещении только что завершился ритуал, а его следы ещё витали в воздухе.
За столом сидели трое. Их силуэты не двигались, а лица застыли в выражении сосредоточенности, но в молчании ощущалась только напряжённость. Они не смотрели друг на друга, не говорили – а лишь изучали проекции, вспыхивающие в воздухе над поверхностью стола. Красные строки данных сменялись графиками, диаграммами, отчетами о последних потерях. Списки имён. Даты исчезновений. Метки мест, где обнаруживали тела.
Раймонд сидел в центре. Его пальцы, переплетённые в замке, покоились на столе, а голубые глаза оставались непроницаемыми, но во взгляде сквозила недовольная сосредоточенность. С каждым новым исчезновением, каждой новой красной меткой на экране становилось очевидным – контроль ускользает. И это злило его сильнее, чем мог бы разозлить любой физический враг.
Симеон, худощавый мужчина в чёрной рясе, слегка откинулся назад, не переставая всматриваться в колонки цифр, отражавшихся на стеклах очков. Его лицо оставалось непроницаемым, но взгляд за линзами двигался быстро, с тем характерным выражением человека, который не просто анализирует информацию, а выстраивает за ней новую картину, складывает узор из несвязанных деталей.
Аурелиус, коренастый, с массивным лбом и тяжёлыми веками, казался более расслабленным, но это была та маска, за которой скрывалось холодное внимание. В отличие от двух других, он не держал рук на столе – его пальцы плавно двигались по поверхности, словно ощупывая что—то невидимое. В его глазах не было страха, только профессиональный интерес к происходящему.
За последние два месяца их сеть понесла тридцать шесть потерь. Число, которое в норме должно было исчисляться единицами за год. Слишком много, слишком быстро.
Маятник старинных часов, стоявших у стены, отсчитывал удары, дробя молчание мерными щелчками, но никто из сидящих за столом не обращал на это внимания. Их взгляды были прикованы к экрану, где одна за другой сменялись строки отчётов.
Известные бордели Москвы, закрытые элитные клубы, точки ночного бизнеса – всё, что веками держалось в тени, всё, что так долго работало без единой ошибки, начало разрушаться. Люди исчезали – не только проститутки, но и связные, координаторы, агенты. Исчезали без следа, без шума, но с едва уловимым эхом, которое теперь било по ним, как раскат приближающейся грозы.
Они ждали. Не начинали разговор сразу, не спешили, потому что каждое слово, сказанное здесь, должно было иметь вес.