Спандиков был еще тише; ничего нельзя было расслышать и понять из того, что он говорил, чего хотел; мрачны были нависшие брови и тихо смотрели голубые глаза, он курил «крутки» всегда с таким видом, как будто всегда был голоден. Так, вероятно, и было. Мне надлежало знать, чем он жил, но я не знал; картин его почти никто никогда не покупал, прикладным искусством Спандиков не занимался.
Маркова я не видел, но и он не из шумных: мечтал о Китае, о Персии и оставил три книги: «Фактура», «Искусство острова Пасхи» и «Искусство негров» [470] — нужные книги. Если бы не умер рано, — был бы среди нас первым; лучше других знал, что нужно было тогда искусству, — и видел, и понимал лучше других.
К 16-му году «Союз молодежи» покрывался Филоновым. Рослый, широкоплечий, с небольшой, всегда стриженой головой на длинной, крепкой, как колонна, шее — Филонов похож на тех, кого изображал. Мне всегда казалось, что голова его обуглена, как будто перегорела в огне; горящие зрачки, почерневшие, впалые щеки, разорванные большим, но вялым ртом. Филонова легко привести в исступление; тогда голос его гремит, как труба; он был бы пророком, если бы верил во что-нибудь, кроме своей живописи; своей живописью он мог бы потрясти Германию в годы войны и поражения.
В 16-м году [с] Филоновым шел к нам экспрессионизм и футуризм; мы же шли тогда, отмежевываясь от того и от другого. Первые московские бои оставили нам, правда, Хлебникова — «вождя юношей», и мы ждали Татлина, вспоминали о нем постоянно; почему-то выпал для нас из того времени Ларионов [471] ; не помню, чтобы о Ларионове много говорили в квартире № 5.
<…> В выставочном зале Общества поощрения художеств была большая выставка работ Филонова. Громадное полотно, трудолюбиво и старательно заполненное разноцветными квадратиками, прямоугольниками, было посвящено, как было сказано в подписи, — Петросовету [474] . Что изображало оно — осколки разбитого вдребезги быта, подхваченного вихрем революции? Бог знает. «Портрет матери» [475] , нарисованный строго, по-энгровски, висел тут же и доказывал, что художник умеет говорить и языком старой классической формы. Я помнил его довоенные работы на выставке «Союза молодежи» — страдальчески перекошенные лица и фигуры людей с ободранной кожей, похожие на анатомические препараты, — они вызывали содрогание. Когда разразилась первая мировая война, многие претендовали на роль прорицателей, предугадавших в своем творчестве грядущие кровавые беды. Филонов более других заслужил звание пророка.
Человек сильный — фанатик, подобный Кальвину или Лютеру, несущий истину, именуемую им «Аналитическим искусством».
В 1925 году художник Филонов самовольно, с группой учеников, занял помещение на 2-м этаже Академии Художеств, ранее бывшее лавкой красок. С утра до позднего вечера ученики Филонова работали над произведениями по методу «аналитического искусства». Неоднократно сам Филонов выступал с лекциями на эту тему. Лекции заканчивались призывом, гласившим: «Дай дорогу Аналитическому искусству».
В 1925 г. и в 1930 г. были устроены выставки работ его учеников в Ак[адемии] Художеств. На первой были холсты небольших размеров. На другой, занявшей собой целый зал на выставке Ленинградских художников 1930 г., — огромные, многометровые холсты, выставленные без рам и даже без подрамников.
К. С. Петров-Водкин, осматривая выставку, отнесся терпимо к этим произведениям, указав только, что хотя бы их отделили друг от друга какими-нибудь планками. Работу одного ученика — (небольшой монохромный пейзаж) — повесили в соседнем зале среди картин художников Куинджистов — очень высоко, и я слышал, как сам Филонов спорил и доказывал, что это, мол, «тонкая вещь» и ее нужно повесить лучше. Надо сказать, что если не вдаваться в содержание этих произведений, то — что у самого Филонова было действительно тонко сделано и даже приятно по краскам — в работах его учеников (не всех) приобретало крикливый и отталкивающий характер.
При устройстве одной выставки мне Филонов сказал: «Это ваша работа калека? Он большой, очень большой» [478] , и узнав, что моя, хотел оказать мне содействие.
Художественных критиков именовал: «Паразиты на теле искусства».
Правда, и ему от них доставалось.
Н. Егоров
Борьба за советскую власть на Дунае и Измаильский район в феврале — октябре 1917 года [479] (Воспоминания участника)
Я хочу рассказать в своих воспоминаниях об одном из участков Румынского фронта [480] , именно об Измаильском его участке, где я тогда работал.
Наша Отдельная морская Балтийская дивизия в декабре 1916 г. была переброшена на Дунай с островов Балтийского моря, после того как были разбиты румынские и русские войска в Добрудже. На Дунае из состава нашей дивизии, Дунайской флотилии и прочих мелких береговых частей был сформирован под командой адмирала Фабрицкого отряд речных сил и войск обороны гирл реки Дуная, занявший район Измаил-Сулин-Килия [481] .
Весть о падении династии Романовых мы получили от местного населения, что было подтверждено солдатами-телеграфистами штаба отряда. <…>
Был созван комитет солдатских, матросских и офицерских депутатов, с нормой представительства от каждой роты, батареи и корабля по два солдата и одному офицеру… Спустя некоторое время местное население потребовало для себя представительства в этом комитете. <…> Большевиков в то время как среди войск, так и среди местного населения не было — по крайней мере, мы о них не знали. Затем этот Комитет был переименован в Совет Солдатских, Рабочих и Крестьянских Депутатов Измаильского района. <…>
Весть об Октябрьском перевороте в Петрограде мы получили, благодаря хорошей морской радиостанции в Измаиле, быстро, и эта весть о победе большевиков сразу распространилась среди войск и местного населения. Соглашательский совет клеймил нас, большевиков, кличкой немецких шпионов, срывающих учредительное собрание. <…> В это время мы могли противопоставить разбушевавшейся эсеровско-меньшевистской стихии очень мало сил, так как большевиков и близко стоящих к ним было не больше полутора десятка. Мне помнятся фамилии этих большевиков: солдата Жуковского, прапорщика флота Надирадзе, местного рабочего Семенова и матросов Монахова и Подолянчука и близко к ним стоявших и всегда активно выступавших за большевиков солдат Филонова и Яковлева и местного крестьянина Недашковского. <…> Мы <…> без ведома совета собрали митинг войск и местного населения, где сообщили о новостях, клеймя эсеров и меньшевиков как предателей дела рабочих и крестьян, действующих заодно с буржуями, помещиками и генералами. Масса внимательно слушала нас и явно нам сочувствовала, приняв единогласно резолюцию о поддержке большевистской советской власти и разгоне Временного правительства, которому еще несколько дней тому назад выражалось доверие и поддержка. <…>
Но будучи еще молодыми большевиками, представляя небольшую группу без руководства, мы оказались неподготовленными к захвату власти. <…> Мы, сами взявшись за массовую черновую работу, отдали свое представительство в президиуме совета ранее близкому к нам беспартийному Филонову, который, как оказалось впоследствии, водил нас всех за нос, приобретая себе за наш счет авторитет среди войск и прикрывая этим авторитетом очень часто эсеров и меньшевиков. Мне памятен разговор с ним уже за несколько дней до прихода румын в Измаил. Мы ему тогда предложили оформить свою партийную принадлежность, полагая, что он безусловно будет в нашей партии, но только тогда он нам заявил, что уже давно состоит в партии, назвав свою «партию» каким-то странным именем — «партией мирового расцвета», что в этой партии членом состоит только он один и в партию большевиков он не пойдет. Мне до сих пор остались неведомы ни эта «партия», ни ее «программа», но что мы все хорошо после поняли — это то, что он не раз в трудные минуты нас обманывал. Таков-то был наш представитель в президиуме и председатель совета до конца советского Измаила. <…>
470
В. И. Марков был автором книг «Искусство острова Пасхи» (1914), «Искусство негров» (1918). Его программные статьи «Свирель Китая», «Принципы творчества в пластических искусствах. Фактура» были опубликованы в сборнике «Союз молодежи», редактором которых он был.
471
В 1915 году М. Ф. Ларионов и Н. С. Гончарова выехали во Францию по приглашению С. П. Дягилева. В Россию не возвращались.
472
473
Фрагмент из кн.:
474
Речь идет о картине «Формула петроградского пролетариата». Она была преподнесена художником в дар Петросовету и находилась в коллекции Музея революции (См.: наст. изд.
476
477
478
И. Л. Лизак. «Человек на тумбе (Инвалид империалистической войны)». 1925. Холст, масло. 316 × 215.
479
480
Румыния вступила в войну 14 (27) августа 1916 года на стороне Антанты. Оккупация значительной территории этой страны германскими войсками поставило армию Юго-Западного фронта Антанты в тяжелое положение. Россия вынуждена была оказать военную поддержку союзнице.