В начале декабря был созван 2-й армейский съезд в Болграде [482] , а затем и съезд Румчерода [483] в Одессе, куда и мы послали своих делегатов — оба эти съезда в результате дали большинство левым элементам — большевикам, левым эсерам и сочувствующим этим партиям. <…> Потом кстати подоспела «Декларация прав солдата», где устанавливалась выборность командного состава и отмена всех чинов, орденов и внешних отличий в армии. Затрещали погоны и ордена у нашего офицерства, в чем довольно решительно помогло нам местное трудящееся население. Прокатилась волна выборов командного состава, и на многих командных должностях оказались солдаты и матросы. Начальником нашей морской дивизии стал писарь штаба тов. Яковлев, а собравшийся в конце декабря в Измаиле съезд речных сил и войск обороны гирл Дуная […) избрал вместо остававшегося до сих пор начальником адмирала Ненюкова [484] коллегию из трех комиссаров речных сил и войск обороны Дуная. <…> После этого большинство нашего офицерства под всевозможными предлогами стало бежать из своих частей в ставку командующего фронтом генерала Щербачова и другие места, и лишь немногие офицеры остались работать с нами. Адмирал Ненюков тоже скрылся с помощью председателя совета Филонова, который дал ему удостоверение на право жительства во всех городах России, поверив ему на «честное слово офицера», что он не будет выступать против советов. Разумеется, никакого «честного слова» он не сдержал и был впоследствии одним из активнейших соратников ген. Деникина и Врангеля до конца гражданской войны. <…>
<…> Опасность вооруженного столкновения между нами и румынами стала вполне реальной. <…> Мы в совете стали думать о том, какие силы мы можем противопоставить румынам в случае вооруженного с ними столкновения, и выяснили, что наша Дунайская флотилия и часть солдат морских полков из числа более молодых годов согласны принять бой [485] . Крестьяне и рабочие района, зная, чем грозит им захват Румынией края, тоже хотели драться с румынами и требовали оружия. Но совет дал огромный промах, отказавшись вооружить местное трудящееся местное население в предположении, что хватит и военных сил…
Потом тов. Дегтярев, в то время левый эсер, назначенный армкомом 6 на должность командарма, в разговоре с нами из Болграда по прямому проводу сообщил о срочной необходимости в отправке нашей вооруженной силы в Болград. Мы ему обещали помощь и стали готовить отряд, но председатель совета Филонов уговорил нас, что отряда посылать не нужно, что он сейчас же сам поедет в Болград, все выяснит и оттуда сообщит. Вернувшись из поездки в Болград, Филонов доложил на заседании совета, что «никакой силы посылать в Болград не нужно, ибо там своей силы вполне достаточно», и что «новый командарм просто захотел поиграть в войну, благодаря эсеровской горячности», и таким образом сорвал отправку войск. <…>
Румынское морское командование все время грозило нам, что оно силой будет препятствовать эвакуации оружия, плавучих средств и прочего военного имущества. <…> Нависла опасность от румын и с суши, ибо в Болграде румынские войска готовились к наступлению на Измаил, ожидая подкреплений. Наш совет воспользовался этими обстоятельствами и начал усиленную эвакуацию из Измаила всего военного имущества и всех плавучих средств и весь караван судов под охраной канонерских лодок отправил в Одессу.
<…> Румынские войска подходили к Измаилу, а заранее организованных сил для обороны города было мало. Совет решил в своем большинстве на время эвакуироваться из Измаила до подхода подкреплений из Одессы и отбыл на последнем штабном пароходе «Проворный». <…>
Так в конце января пала советская власть на Дунае, не успев окрепнуть для победы… Кроме указанных выше ошибок, здесь сыграл свою роль и ряд объективных и независящих от совета обстоятельств, ибо на юг России двигались уже австро-германские войска.
У Герберта Уэллса есть необыкновенный рассказ. Он называется «Калитка в стене».
Погруженный в обыденность, в суету и сутолоку жизненной прозы, герой уэллсовского рассказа очень редко открывал свою поэтическую калитку. Но каждый раз, открывая ее, он попадал в удивительный мир.
У каждого из нас своя калитка. За моей калиткой — двадцатые годы.
Люди двадцатых годов были гораздо наивнее нас. Они еще ничего не знали об антимире и очень мало о том, что каждое существо как бы заранее задано и записано на математически-химическом языке, который ученые называют генетическим кодом. Юноша, разговаривая с девушкой, не смотрел на нее сквозь призму опыта, омраченного знанием о Хиросиме и Освенциме. Живую и прекрасную оболочку Земли, только что нареченную биосферой, еще не нужно было защищать от расхитителей.
<…> Я открываю уэллсовскую калитку в стене и попадаю в мастерскую Павла Николаевича Филонова.
Для картин как будто не существует временного промежутка. Краски так же свежи, как сорок лет тому назад, хотя я вижу их уже не на картинах, а на репродукциях монографии, изданной в Чехословакии и написанной чешским искусствоведом [488] .
Филонов пытался увидеть современность то сквозь восприятие старонемецких или старорусских мастеров, то сквозь окно, совсем по-хлебниковски прорубленное в стене будущего.
Чтобы разглядеть лица своих современников, ему нужно было убрать перегородки между столетиями и сознаниями, как об этом писал его друг Велимир Хлебников: «Ему нет застав во времени. В столетиях располагаются удобно, как в качалке, но так ли и сознание соединяет времена вместе, как кресла и стулья в гостиной».
Филонов соединял «времена вместе» [489] , в сущности почти опровергая специфику картины, которая, в отличие от музыки и романа, прежде всего одновременность, прежде всего пространство.
В мастерской Филонова висела картина [490] , которую Хлебников интерпретировал так: «Художник писал пир трупов, пир мести. Мертвецы величаво и важно ели овощи, озаренные подобным лучу месяца бешенством скорби» [491] .
Однако еще больше нравилась мне другая картина, написанная масляными красками, но не на холсте, а на загрунтованном листе бумаги [492] . Она называлась «Животные» [493] .
Среди стилизованно написанных домов стояли два представителя земной биосферы, два мифических зверя с трагическими человеческими глазами. Казалось, на вас смотрят глаза самой природы, тоскующей, закованной в асфальт, лишенной свободы и обреченной на смерть.
Павел Николаевич не походил на свои картины. Он казался несложным, даже обыденным. Его несколько прямолинейная речь чем-то нам, молодым, казалась сходной с речами рапповских [494] и пролеткультовских [495] теоретиков. Его наивная попытка выдать себя за истинно пролетарского художника, его филиппики против современного западного искусства не находили подтверждения в его искусстве, чрезвычайно сложном, рафинированном и вряд ли понятном путиловским пролетариям, чье мироощущение, как казалось ему, он выражал.
483
Румчерод — Центральный исполнительный комитет советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одесской области. Избран на 1-м фронтовом и областном съезде советов, состоявшемся в Одессе 10–17 мая (23 мая-9 июня) 1917 года. Преобладающее положение в нем заняли эсеры и меньшевики. На 2-й съезд Румчерода (10–23 декабря 1917 года) прибыла делегация большевиков из Петрограда во главе с В. В. Володарском. Большинство в исполкоме получили большевики. 13 марта 1918 австро-германское войска захватили Одессу. Румчерод переехал в Николаев. В мае 1918 прекратил свое существование.
484
485
Румчерод участвовал в переговорах с королевской Румынией, завершившихся 5–9 марта 1918 года заключением договора о выводе румынских войск из Бессарабии в 2-х месячный срок, но соглашение было нарушено Румынией.
486
487
489
Искусство Филонова можно отнести к историософской ветви русского авангарда. Подробнее см.: наст. изд.,
492
Филонов часто писал свои картины маслом на бумаге, не имея достаточно средств на покупку холста.
493
Речь идет о картине П. Н. Филонова «Животные». 1925–1926. Картон, масло. 36 × 44. ГРМ. Поступила от Е. Н. Глебовой в 1977 году.
Животным и их судьбам в современном мире Филонов посвятил ряд произведений, в котором отчетливо выделяются две смысловые линии. Одна из них анализирует негативную сторону отношений человека и животных («Кабан». 1915. ГТГ). Позднее близкие идеи высказывал Н. А. Заболоцкий. Во второй группе работ художник создает визуальный аналог утверждениям био-космистов, будто «все живые существа друг за друга держатся и увлекаются одним и тем же неимоверным порывом. Точку опоры находит животное в растении, человек — в животном; и все человечество в пространстве и времени есть как бы великое воинство, движущееся с каждым из нас». См.:
494
РАПП, Российская ассоциация пролетарских писателей (1925–1932). Используя лозунг партийности литературы, рапповцы стремились к административному руководству всеми литературными процессами, для рапповской критики характерен вульгарный социологизм.
495
Пролеткульт, объединение пролетарских культурно-просветительных организаций, возник в октябре 1917 года в Петрограде. К октябрю 1920 объединял в отделениях, секциях и студиях около 400 тысяч рабочих. В Пролеткульт входила группа критиков и теоретиков, выступавших по вопросам пролетарской культуры. Центральная идея Пролеткульта — выработка самостоятельной «пролетарской культуры» сообразно представлениям пролетариата о его роли в создании гармонически организованного общества будущего. Видным деятелем театрального отдела петроградского Пролеткульта был А. А. Мгебров.