========== Пролог. Замерший бес. ==========
Парню исполнилось девятнадцать. Как странно. Тимур стоял на входе в “теплицу” и смурно глядел на одного из обитателей палаты для пациентов-“растений”. За три года работы в психушке санитаром бывший спортсмен видел всякое. И буйных, и философов, и эксцентриков, и даже самого Наполеона. Кого-то выписывали, кого-то наоборот привозили. Некоторые бывали в “дурке” регулярно, словно на выходные от жизни прятались. И только каталептики с бледными масками лиц были всё те же. А полтора года назад привезли школьника. В тот день Тимур вообще не обратил внимание на новенькое “растение”. А чего? Картина всегда одна и та же. Восковая бледность, распахнутые глаза и полное отсутствие мысли и каких-либо рефлексов. Только биение сердца и слабое дыхание. Сон наяву. Кошмарный, затянувший в бездну, смертельный сон.
Первые полгода пацана навещали часто. Родители приходили, одноклассники, полиция тоже, хоть и не было надежды на пробуждение. Когда полицейские пришли в первый раз, Тимур поразился тому странному взгляду, который бросил на парня следователь. А потом пришёл следак из комитета. Тот вообще чуть не плакал. Кому-то позвонил и очень безрадостно сказал:
- Даже не знаю, что для него было бы лучше. Помереть в том гараже или вот так вот валяться. Можно сюда больше не ходить. Главврач известит нас, если будут подвижки.
И уже после этого Тимур насел на секретаршу Баринцева, старшего “психа” в их доме с мягкими стенами. Леська бурно отбивалась минуты три, но плотина её верности главврачу, как всегда, дала трещину после первой же улыбки худощавого тридцатилетнего бывшего боксёра. А стоило Тимуру Гилярову с лёгким прищуром глянуть на девушку из-под отросшей чёлки, щекочущей нос, как девушка смутилась и безмолвно зарылась в шкафу-сейфе с личными делами пациентов. Тимур знал главное и непреложное правило психушки - личные дела не покидают кабинета главврача. Потому даже не попытался взять “почитать” тонкую серую папочку, оказавшуюся у него в руках. То, что парня зовут Иннокентий Борисович Семибратов, медбрат и так знал по долгу службы. Рост 184, вес 76 при поступлении, сейчас 67. Понятно. А чего ещё ждать от человека, которого кормят растворами и бульонами? Тимур раскрыл дело и пробежал глазами первую страницу печатного текста…
От одного только воспоминания сейчас у Тимура волосы зашевелились на голове. О той бойне в гаражах визжали на каждом углу.
…Значит, пацану “повезло” выжить в резне, учинённой маньяком. Второй выживший, говорят, оклемался. Ну и чёрт с ним. Тимур пролистал дело, отдал папку Леське (та поспешно вернула её на место и заперла шкаф) и потерянно вышел из кабинета. Было это год назад, как раз за день до Кешкиного дня рождения. А сегодня у них “юбилей”. Медбрат усмехнулся, всё так же глядя на безмолвного парня. После чего вошёл в палату, в два шага достиг кровати, на которой вялился пациент, откинул простыню, служившую покрывалом, и бережно подхватил невесомое тело на руки. Прижав мальчишку к себе, Тимур почувствовал, как нос парня ткнулся ему в шею. Тёплый такой. Санитар вновь, как и всегда за последний год, сглотнул комок в горле. Поначалу он решил, что это просто жалость к парню. Может быть, поначалу так и было. Разбираться Тимур не имел ни малейшего намерения. Но за год что-то свило гнездо в его сердце. Потому что последние три месяца при одной мысли о Кешке, как стал называть пациента санитар, в груди у Тимура загоралось что-то странное, пушистое и щемящее.
Если бы он не был циником по жизни, то решил бы, что это как минимум нежность к тому, кого хочется обнять и защитить. Вот и сейчас, держа Кешку на руках, санитар усмехнулся и проворчал:
- А теперь, дорогой, мы пойдём мыться. И только попробуй мне сказать что-нибудь против.
Естественно, пациент не ответил. Кивнув своим мыслям, Тимур вынес его из палаты и быстро отнёс в больничную ванную комнату на этаже. Зарешеченное окно оказалось открыто. И в помещение доносились уличные звуки. Психоневрологический диспансер находился почти посреди города. На календаре с утра было 1 мая. Лепота. Тимур аккуратно посадил Кешку на лавку, прислонив к стене. Критически осмотрел худое бледное тело в пижамных штанах и проворчал:
- А вот мы сейчас тебя-то разденем… Ну-ка, не падай.
Придерживая левой рукой парня, медбрат стал осторожно стягивать с него кусок полосатой больничной робы. Если бы сейчас это увидел кто из его смены, ржали бы долго. Обычно “растение” брякали на лавку, сдёргивали, что там было из одежды, грубо роняли в ванну и быстро поливали из душа, делая вид, что помыли. Поступать так с Семибратовым Тимур не хотел. И даже мысли в голове не было о том, что, может, эти мучения лишние. С его мальчишкой так нельзя, и всё тут. Наконец, штаны более-менее аккуратной кучкой были пристроены на краю лавки. Бывший боксёр грустно осмотрел своего подопечного, комментируя наблюдения:
- Бледный, тощий, нечёсанный. А вот мы тебя сейчас отмочим, расчешем, потом придёт добрый доктор и поставит тебе капельницу с твоим любимым питательным раствором…
Всё это сопровождалось перемещением кататоника в ванну и настройкой душа. Пристроив голову больного на специальной лавочке, стоявшей прямо в ванне, Тимур взялся настраивать душ, чтобы не мыть парня совсем уж ледяной водой. Да и свои руки стоило пожалеть. Медбрат поёрзал вехоткой по бруску хозяйственного мыла, немного подумал и усмехнулся. После чего решительно направил душ на голову Кешки:
- У тебя сегодня день варенья, парень. Надо быть самым красивым и чистым.
Взгляд Тимура скользнул по лицу мальчишки. Что-то смазало картинку в глазах. Санитар резко проморгался, проглатывая запирающий ком, образовавшийся в горле. Ну вот за что парню такое? Почему всякое чмо ползает по улицам, бухает, похабничает. А этого пацана так приложило. На родителей парня сегодня смотреть было просто страшно.
- Ничего, хороший мой, всё пройдёт, - приговаривал Тимур, намыливая мягкие каштановые волосы спящего с открытыми глазами, - Мы сейчас осторожно всё смоем.
И так захотелось действительно смыть с парня всю грязь, всё зло, что успело так ранить душу. Чтобы утекло всё вместе с мылом. А руки методично ворошили волосы мальчишки, помогая воде унести в ржавую ванну серую пену. Закончив с головой, Тимур раздражённо смахнул с лица брызги. Чего-то он не помнил, чтобы лил себе воду на щёки. Санитар вздохнул. Пора заканчивать. Он сноровисто принялся намыливать пациента. Вехотка прошлась по лицу парня, шее, ключицам. На белой груди мыльная пена как-то потерялась. Разок Тимур даже задумался - а намылил ли он парня? Потом пришёл черёд и более важных участков тела. Вехотка уверенно юркнула в промежность. Лучше уж так, чем потом лечить ещё и всякие пролежни и другие гадости. Бёдра, колени, ступни… Тимур хмыкнул:
- А теперь мы всё это смоем и будем тебя вытирать.
Струйки воды бодро побежали по рёбрам, спрятанным под синеватой кожей, по впалому животу, по… Тимур сглотнул, снова поймав себя на том, что в глазах почему-то плывёт. Он протянул руку и невесомыми прикосновениями принялся смывать мыльную пену из укромных уголков Кешкиного тела. Санитар пробормотал:
- Ничего, парень. Я обязательно тебя разбужу. Не верю, что это навсегда. Мой спящий красавец.
И впал в ступор. Давно и крепко спящая плоть, до сих пор ни разу не реагировавшая на прикосновения, дрогнула под запястьем левой руки Тимура. Санитар дёрнулся, мазнув взглядом по чуть напрягшемуся члену Кешки, ощутил, как ноги скользнули на мокром кафеле, и грохнулся на пятую точку, заставив комнату срезонировать одним ёмким словом:
- Блядь!
Опомнившись, Тимур уставился на лицо пациента. Кешкины глаза были закрыты! А губы дрожали, силясь что-то выдавить из себя. Гиляров медленно встал с пола и подкрался к ванне. Где отчётливо услышал шёпот-дыхание:
- Пожалуйста, не надо… Пожалуйста, не надо… Пожалуйста, не надо…
========== Глава 1. Трое в палате, не считая… (Иннокентий) ==========
“Во мне живут три личности: одна пытается захватить мир, вторая уже владеет миром, а третья, устав от борьбы с первыми двумя, пытается узнать телефон психушки”. (автор неизвестен)
Это был сон. Очередной странный сон. На этот раз хотя бы не кошмар. Я смутно понимал, что нахожусь в какой-то палате. Если болен, то в больнице же, правильно? Но вот что отчётливо помнил, то прикосновения и голос. Чуть рычащий, добрый мужской голос того, кто прикасался ко мне… Дискомфорт снова накатил, уже второй раз за день. Какой-то доктор час назад жизнерадостно сообщил мне, что я родился во второй раз. И снова в свой день варенья. Значит, на дворе 1 мая. А ведь всё случилось в ноябре. Но что именно случилось? В голове царила каша из каких-то обрывков, образов, чьих-то слов. А в окна палаты лился солнечный свет. Санитар что-то говорит. Я прислушался и уловил конец фразы: