Я и сейчас не думаю, что путь к мораторию перекрыт наглухо. Из того, что нам пришлось возобновить испытания, отнюдь не вытекает, что только США могут писать сценарий. Когда придет реализм в оценках, трудно сказать. Но он наступит, и, может, даже неожиданно быстро, ибо жизнь учит. История полна примеров, как порой круто изменяется ситуация.
Итак, в Рейкьявике вырисовывалась возможность разработать директивы для министров иностранных дел, с тем чтобы подготовить три проекта соглашений, а затем их подписать во время очередной советско-американской встречи на высшем уровне. Но такая ясная, вполне осязаемая перспектива прорыва к действительно историческому компромиссу между СССР и США не осуществилась. А до нее было буквально рукой подать.
Камнем преткновения стала американская позиция в отношении Договора по ПРО. Уже после Рейкьявика я снова и снова задавался вопросом, почему Соединенные Штаты уклонились от договоренности относительно укрепления режима этого бессрочного договора. И каждый раз приходил к одному и тому же выводу: Соединенные Штаты не готовы расстаться с надеждой прорваться к военному превосходству, на сей раз хотят обойти Советский Союз, форсируя работы по СОИ.
И вновь в этой связи я хотел бы сказать следующее: если Соединенным Штатам и удастся осуществить свои намерения в отношении СОИ, хотя мы в этом сильно сомневаемся, советский ответ последует. Если Соединенные Штаты не откажутся от СОИ, мы не собираемся облегчать им жизнь. Ответ будет эффективный, надежный и экономный. Мы имеем проработку, как обесценить СОИ, не затрачивая на это тех баснословных сумм, которые потребуются США для ее создания. Пусть американцы еще раз задумаются: стоит ли изматывать себя своей СОИ. В любом случае она не сможет обеспечить надежной защиты.
Но СОИ означает перенос оружия в новую среду, что резко дестабилизирует стратегическую ситуацию, а с другой стороны, сама приверженность к СОИ говорит о политических намерениях, о политической установке — не мытьем, так катаньем поставить Советский Союз в неравноправное положение. Вот эти-то политические намерения, вот эти-то иллюзорные расчеты — через «стратегическую оборонную инициативу» выйти на доминирующие позиции в отношении СССР — и не позволили увенчать Рейкьявик решениями исторической значимости.
Мы много говорили с Р. Рейганом и об этом, говорили остро. Я совершенно искренне сказал президенту, что в итоге нашей встречи одного победителя быть не может — либо победим мы оба, либо оба проиграем.
И все же Рейкьявик стал поворотным пунктом мировой истории. Он зримо показал возможность улучшения мировой обстановки. Создалась качественно иная ситуация, чем прежде. Никто уже не может действовать так, как действовал до этого. Нас Рейкьявик убедил в правильности избранного курса, в необходимости и конструктивности нового политического мышления.
Встреча, можно сказать, подняла на новый уровень советско-американский диалог, равно как и в целом диалог Восток — Запад. Он теперь выведен из чехарды технических выкладок, цифровых сопоставлений, политической арифметики на новые параметры. С высоты Рейкьявика видны перспективы решения тех проблем, которые продолжают остро стоять сегодня, — я имею в виду безопасность, ядерное разоружение, недопущение новых направлений гонки вооружений. Рейкьявик обозначил маршрут движения к возвращению человеческому роду бессмертия, которое оно утратило с того самого момента, когда ядерное оружие испепелило Хиросиму и Нагасаки.
Мы считаем, что встреча в Исландии была рубежным событием. Это завершение одного этапа борьбы за разоружение и начало другого этапа.
Мы сломали старую схему переговоров, вывели советско-американский диалог, я бы сказал, из политического тумана и демагогии. За годы переговоров разоруженческая тематика в результате многочисленных предложений и с той и с другой стороны превратилась в такую запутанную грамоту, в которой с трудом даже политические деятели разбираются, а уж о широкой общественности нечего и говорить. Наша новая программа ядерного разоружения предельно проста и понятна. Она сведена к четырем пунктам и умещается на полутора страницах. Она стала доступной широким кругам. Мы сознательно стремились к этому, чтобы сделать общественность мира как бы участником переговоров.
Диалектика Рейкьявика такова: цель стала ближе, осязаемой, но ситуация стала еще сложней и противоречивей. Ясно видны и доступность соглашения, беспрецедентного по масштабам, но и огромные препятствия на этом пути. В общем-то никогда еще так близко мы не подходили к договоренности.