Выбрать главу

работающих фонтанов потрескался, ослепительно белый мрамор дорожек стал грязно-

желтым. И только апельсины продолжали источать трепетно-зовущий запах жаркого юга.

А среди этого царства запустения бродил и пел свою унывную песню ветер. Песню-

обещание, которое никогда не сбудется…

Яр оглядел долгим взглядом долину и пробормотал:

– Однако я надеялся, что все будет не так плачевно…

Потом раздраженно сплюнул, и больше не говоря ни слова, повел караван по дорожке

ведущей прямо к центральному входу в храм. Апельсины звонко лопались и

разбрызгивали сладкий сок под копытами животных. Марта, совершенно не обратив

никакого внимания на представшее перед ней запустение, ловко, по кошачьи, изогнулась

на спине осла, подобрала несколько плодов с земли и стала их с удовольствием есть.

Подойдя к храму, Яр привязал повод животного, которого вел первым к какому-то

выступу в стене. Затем порылся в кожаном мешке, закрепленном на спине осла, достал из

него четыре масляных светильника, огниво и аккуратно все это завернул в тюк. Подхватив

его левой рукой, правую протянул своей спутнице:

– Прошу, дражайшая.

Она оперлась на его ладонь и легко спрыгнула со спины осла:

– Спасибо, яростный, ты как всегда галантен.

Так и держась за руки, они поднялись по ступеням. Двери храма давно упали от старости

и превратились в труху, поэтому ничто не помешало им войти внутрь.

Главный зал храма встретил их тленом покинутости. Солнечные лучи, попадавшие в зал

через полуобвалившийся черный купол, дрожали в частичках пыли, поднятой с плит

ногами мужчины и женщины. Вездесущие голуби еще вечность назад устроили свои

гнезда прямо под потолком. Они, хлопая крыльями, тревожно начали взлетать, услышав

шаги Марты и Яра, а потом в панике вылетели сквозь пролом в куполе храма.

Мужчина и женщина огляделись. Несмотря на запущенность, невооруженным взглядом

было видно, что главный зал храма был спроектирован прекрасным архитектором, понимающим, что простота может быть изящна и совершенна. Материалом для

оформления здесь стал красный и черный полированный гранит. Пол и стены были

отделаны красными плитами, а напольные светильники, в два человеческих роста, стоящие вдоль стен, изваяны из черного камня. Таким же угольно-черным был и широкий

алтарь, расположенный прямо в середине зала. А по обеим сторонам от него, на

невысоких пьедесталах горделиво сидели два крылатых льва с человеческими головами, высеченными неведомым скульптором из золотисто-дымчатого камня. И лица этих

мифических животных были точными копиями лиц Марты и Яра…

Яр положил на пол тюк и подошел к алтарю. Провел по камню ладонью, брезгливо ее

осмотрел, вздохнул, а потом без всякого почтения взобрался на алтарь, удобно сел и стал

покачивать ногой, с любопытством оглядываясь по сторонам. Его спутница опустилась на

корточки и начала рассматривать человеческий скелет, лежащий перед статуей льва с ее

лицом. Судя по совершенно истлевшей шкуре леопарда, которая на него когда-то была

надета, скелет мог принадлежать жрецу. Марта взяла в руку череп, задумчиво оглядела, зачем-то даже понюхала, а затем пробормотала:

– Я его не знаю.

Она равнодушно отбросила череп, поднялась с корточек, и, глядя прямо перед собой, внезапно властно произнесла:

– Подойди ко мне!

Из-за светильника тут же робко выглянул мужчина в простой набедренной повязке. Он

сразу опустился на колени и пополз на них к Марте. Не доползя четырех шагов, мужчина

уткнулся головой в плиты пола и, застыв в позе полной покорности, еле слышно

проговорил:

– Вы и не могли знать прежнего жреца, божественные. Вас слишком долго не было.

Прошла тысяча разливов Геона с момента последнего посещения вами своего храма.

Силы, радости, крови вам величайшие…

Марта величественно повернулась в сторону незнакомца. За ее спиной неожиданно грозно

затрепетали два громадных крыла будто сотканные из муарового тумана. Все тело

покрылось темно-серым, отсвечивающим тусклым металлом подшерстком, разноцветные

глаза, ставшие совершенно черными, удлинились до висков, зрачки, блеснув

расплавленным золотом, вытянулись в вертикальную черту, а на пальцах ног и рук

выступили несокрушимые блестящие когти:

– Встань и открой лицо, хезур!

Мужчина, не медля ни мгновенья, вскочил на ноги и молитвенно сложил перед собой

руки. Он весь дрожал и покрылся потом от страха, не смотря на прохладу, царившую в

храме. Первая Мать подошла к нему, раня когтями кожу лица, взяла за подбородок и стала